Фосс

Так кричат, объяснил он, черные, задумав недоброе.

С неба падали крупные капли дождя, земля гудела, трава шуршала.

— Это наш скот! — понял Фосс.

Такой шум могло издавать стадо — испуганное стадо, которое оставили пастись чуть поодаль от лагеря.

— Черный человек не хорошо в это место! — простонал Дугалд.

Фосс вернулся в палатку, взял ружье и окликнул своих провожатых:

— Идемте, Дугалд, Джеки! Мы смотреть коровы.

Черные все так же завороженно глядели на угли. Они отвернулись от темноты и вплотную придвинулись к костру, касаясь щеками пыли. Темнота — место для зла, поэтому они предусмотрительно ее избегали.

Фосс шел по долине довольно долго, но ему встречалась лишь обширная, влажная тьма. Один раз он наткнулся на корову с теленком, которая испуганно фыркнула и побрела прочь. Больше ему не попался никто.

— Nutzlos![20] — воскликнул он с холодной яростью и разрядил ружье раз или два в направлении, куда предположительно увели стадо. В лагере навстречу ему вышли Лемезурье и Пэлфримен, разбуженные выстрелами и собачьей истерикой.

— Вероятно, скот угнали туземцы, — объявил Фосс. — Покамест мы ничего не можем поделать.

Сидевшие у костра Дугалд и Джеки слушали его слова. Им казалось, что голос белого человека доносится из земли.

Так началось Рождество.

Утром выяснилось, что угнали большую часть стада. Дугалд, вновь обретший первобытную обходительность и своего рода степенную предприимчивость, сказал, что Джеки мог бы взять лошадь и поискать (якобы у Джеки нюх на украденных коней), и Фосс принял это предложение в качестве временной меры, если не выхода из создавшейся ситуации.

Остальные тихо радовались, что им нет нужды утруждаться самим в такое светлое, радужное утро. После завтрака — скромного, хотя и сытного — Гарри Робартс принес заранее припасенный флаг и привязал его к палке, и тот изрядно провис. Тут же кто-то стал напевать, другие подхватили и спели «Боже, храни королеву».

Немец в малиновой рубашке наблюдал за ними не без удивления, и в то же время вполне добродушно. Услышав гимн, он невольно подобрался.

Пэлфримен достал молитвенник и объявил о своем желании провести англиканскую службу.

И тогда Фосс сказал:

— Пэлфримен, вряд ли к этому стоит принуждать всех присутствующих. Будет предпочтительней, если каждый выберет свой способ для отправления культа. Так-то, — заключил он, оглядев участников экспедиции.

Это было не лишено смысла, и Пэлфримен устыдился.

Вскоре те, кто имел молитвенники, достали их и попытались читать среди благоухания дикого жасмина, которое нежно подавляло исполнение долга, а яркое оперение попугаев отвлекало людей даже от самых упорных молитв. Тернер без утайки строгал палку и рассуждал, что ром подкрепляет силы гораздо лучше. Джадд пошел прочь.

— Эй, старина! — тут же окликнул его Тернер. — А что скажет твоя мамочка? Служба-то идет.

— У меня дела, — пробормотал Джадд. — Нужно с бараном закончить.

— Давай помогу, — предложил Тернер.

Каторжник предложению ничуть не обрадовался и ушел, шаркая и бормоча себе под нос.

— Незачем, — буркнул он. — У меня свой рецепт, к полудню закончу.

Ральф Ангус поднял глаза от скучной книги, и рот его наполнился слюной предвкушения.

Вскоре благословенные кусты скрыли Джадда от посторонних взглядов. Тот, кто умеет выжимать смысл из строки, водя по ней ногтем, всегда спешит убраться подальше от истинных посвященных, когда те берутся за свои книги. Все обрывки знаний, которыми он себя наполнил, все куски жизненного опыта, которых он наглотался, перед лицом великой тайны слов низводились до уровня постыдных делишек. Слова вовсе не слуги жизни, наоборот, жизнь — рабыня слов. Черный шрифт на страницах чужих книг обратился в полчище победоносных муравьев, похитившее самоуважение Джадда. Тем утром он брел прочь через буш, понемногу утешаясь видом зелени и тишиной.

Потом к нему вернулась радость. Ему хотелось бы ее выразить, но он не умел. Вместо этого он позволял гладким листочкам падать на его щетинистое лицо и не шевелился. Таким образом он возносил хвалу Господу. На время душа возвратилась в тело, из которого ее некогда изгнали кнутами, и он стоял, оглядывая подлесок вдохновенным взором.

Когда Гарри Робартс обнаружил Джадда, тот уже трудился над бараньей тушей, проклиная мух.

— Фу-у-у! — вскричал парнишка с отвращением.

— Гарри, это всего лишь черви, — сказал Джадд.

— А как же наш обед?

— Никуда он не денется, я ведь обещал.

— Вместе с червями?

— Червей можно стряхнуть, — ответил Джадд.

Этим, собственно, он и занимался.

— Гадость! — возмутился парнишка.

На влажной жаре мясо приобрело зеленоватый оттенок.

— Погоди и увидишь сам, — терпеливо проговорил каторжник. — Ты будешь приятно удивлен. Если не съешь свою порцию, я съем свою шляпу.

Однако Гарри был безутешен.

— Меня сейчас стошнит! — пожаловался он.

— Не все такие нежные, — ответил Джадд. — Вот что, Гарри, не стоит об этом рассказывать остальным.

Нарушить слово мальчику помешали дальнейшие события.

В лагерь пришли черные: сперва между деревьями зазвучали робкие голоса, потом появились и их обладатели.