Фотограф

– Аборт, – скорее констатировал, чем спросил, я. К чему все эти пафосные, многослойные определения, когда все можно уместить в одно слово? Никогда мне этого, видимо, не понять.

– Аборт, – подтвердила она. – На позднем сроке. Доктор сказал ему, что после этого я вообще не смогу иметь детей. А он… он засмеялся и ушел, оставив меня одну. Я одна домой добиралась, представляешь?

– Вот мудень, – буркнул я, поднимая руку и подзывая официанта. – Надо выпить.

– Я не пью, – кокетливо улыбнулась она. Моя жалость моментально сошла на нет, когда я увидел эту улыбку. Вернулся цинизм. Она хотела меня и ничуть этого не скрывала. Даже в воздухе запахло смазкой, которую так обильно выделяла её похотливая манда. На секунду показалось, что вся её история – это пиздеж, призванный разжалобить мужчину, который потом будет обязан ублажить это рыхлое тело и в качестве награды получит чувство глубокого удовлетворения. Но она, увидев, как исказилось мое лицо, все поняла и, спрятав свое лицо в ладонях, тихо заплакала. Мне снова стало её жалко. Эта страшная, потасканная жизнью алкоголичка всего-то хотела, чтобы её любили. Чтобы дарили ей нежность и тепло, а не отбивали почки до синевы. Если она и была в чем-то виновата, так это в отсутствии силы воли. Воля просто съебалась от неё в ужасе, как и воображаемые друзья.

– Виски, – кивнул я официанту, когда тот подошел к столику и брезгливо посмотрел на плачущую женщину. – А будешь так на нее смотреть, я тебе пустой стакан в залупу вгоню, чтобы хер на телескоп стал похож.

– Мне тоже виски, – всхлипнула она и вновь улыбнулась. На этот раз без похоти. С благодарностью.

Я быстро прикончил свой стакан и заказал еще, а она цедила свой медленно. И говорила без умолку, словно забыв о жидкости, способной принести ей забвение. Хотя бы на один вечер. Странно, но я её слушал. Еще каких-то десять минут назад хотелось её ударить, послать к черту или где там обитают такие бабы, как она, но все поменялось. Не знаю, виноват ли виски или же Его подарок всему виной, но я словно видел другую женщину. Потом понял, что вижу душу. А души, чаще всего, мало похожи на смертную оболочку.

Куда только исчезли те пугающие поры и отвисшая кожа. Зажглись каким-то невероятным светом уставшие глаза. И грудь. Прекрасная, пышная грудь, а не то засыпанное пудрой недоразумение, что я увидел в первый миг встречи. Странно, но и голос поменялся. Сначала он был хриплым, прокуренным, а сейчас стал низким и нежным. Наверное, приятно слышать признания в любви, когда тебе их говорят таким голосом.

– Он уничтожил меня. Сломал, изувечил, а потом выбросил, – хмыкнула она, закуривая сигарету. В её профиле на сайте, где я её нашел, в графе «Курение» стоял минус.

– Дай угадаю. И хотел, чтобы ты таскалась за ним, прося еще капельку любви? – спросил я, тоже доставая сигареты из кармана. Пальцы начало покалывать от льда, и я понял, что заболтался. Фотоаппарату нужна фотография. Ему нужна душа, сидящая напротив меня.

– Ага. Этого хотел, – кивнула она и, тряхнув сальными волосами, снова на меня посмотрела взглядом, полным странного желания. – Ты хотел меня сфотографировать?

– Да, – я взял в руки фотоаппарат и легонько сжал зубы, когда чертова машинка ужалила меня льдом.

– Я красива?

– Нет, – о, этот сладкий миг удивления, а потом и ненависти в мой адрес, когда я говорю правду. Я повозился с настройками, открыл диафрагму почти на полную, потому что в ресторане было довольно темно, и выставил выдержку, не забыв поднять светочувствительность, чтобы снимок не получился смазанным. Она рассеянно следила за моими действиями, а когда я вздохнул и поднял фотоаппарат, приняла ту странную позу, от которой меня до сих пор коробит.

Откляченная задница, неестественно выгнутая спина, чтобы было выгоднее видно грудь, наклоненная почти параллельно полу голова и вытянутые трубочкой губы. Когда женщины так делают, они похожи на результат ебли пьяного торчка и продуктов из его холодильника. Это гребаное уродство действует мне на нервы. Когда человечество разочаровалось в естественности, раз на волю вылезли эти ебаные корчи?

– Перестань кривляться, – поморщился я. Голос прозвучал глухо, потому что нос уперся в фотоаппарат. Я ждал момента, когда она на секунду станет собой. Без этих корч и откляченной жопы. И она стала. Превратилась в ту усталую женщину, которую я уже видел. Я успел нажать на кнопку, потом включил предпросмотр, проверил, в резкости ли глаза, и удовлетворенно кивнул. – Готово.

– Ты пришлешь мне фотографию?

– Я подумаю. Официант! Счет! – криво улыбнулся я, доставая бумажник. – Но я тебя провожу. Ты не в том состоянии, чтобы шляться по ночным улицам.

– Спасибо, – кивнула она, вставая со стула и снимая со спинки полушубок. Когда-то мех был красивым. Сейчас он напоминал полинялую пизду. Как и его хозяйка.

Когда мы медленно шли по загаженным улицам Стрэтфорда[7], она вновь заговорила. Я удивленно поднял бровь, когда услышал её хриплый голос, достал из кармана сигареты, и, подкурив сразу две, протянул одну ей.