Фотограф

Кажется, Егор что-то крикнул мне вслед, но я не отреагировала. Только бежала и бежала, прочь от него и от его жестокой правды. «Я предпочитаю другую». Он предпочитал другую! Значит… для меня всё точно кончено. Значит, Варвара была не права. Значит… значит…

Слёзы градом покатились из моих глаз. Мое сердце словно осталось там, с ним – вырванное наживую. Я не могла дышать, не могла мыслить. Я только бежала – бесконечно долго бежала, пока внутри меня не разлилась пустота, пока звон в ушах не заглушил все звуки. И даже тогда я продолжала бежать – как робот, как зомби. 

Почему я села на скамейку, я не знала. Только в один момент вдруг осознала себя сидящей и бессмысленно глядящей вдаль. 

Передо мной кто-то остановился, и я с трудом узнала Эрика. Он выглядел таким довольным, с отвращением осматривая меня:

– Что, выгнал тебя твой хахаль, да? Как перестала течь, так и выгнал? – он хохотнул. – Ну, рецептик я тебе не дам. Моя новая сучка не чета тебе, всегда готовая, но чего только не случается в жизни, да? Так что можешь даже не умолять. 

Его слова доходили до моего сознания слишком медленно, чтобы я могла их осознавать, и его это взбесило. 

– Ну, чего около моего дома расселась?! Вали давай! Намажься вазилином и иди юбку задирай снова!

Я бездумно взглянула на него. Мое сознание не воспринимало происходящее вокруг, застряв там, перед зданием суда, и в моей голове по-прежнему пульсировала лишь одна фраза «я предпочитаю другую». 

– Ты себе все мозги вытрахала, что ли?! – Эрик схватил меня за шкирку и толкнул вперёд. – Раньше думать надо было! До того, как ноги раздвинула перед первым встречным, сука!

Он снова толкнул меня вперёд, и я упала на проезжую часть, ударившись ладонями и коленями. Машин на дороге не было, так что я встала и побрела прочь. 

– И больше ко мне не приходи, поняла?! Трахать тебя после всех мужиков города я не буду! – крикнул Эрик мне вдогонку. – Чтобы не видел я тебя здесь! 

Я вяло перебирала ногами, пока не доковыляла до очередной скамейки.

Он предпочёл другую. Другую. Не меня.

Я свернулась клубочком и сразу заснула. 

Егор

Злость стала моим постоянным спутником. Я ненавидел самого себя и ненавидел весь мир. Но больше всего я ненавидел мышку-суку-притворщицу. Всё из-за неё, по ее вине и по ее воле! И пока она там расслаблялась в объятиях мелкого, я был вынужден вертеться, как белка в колесе, то бегая в суд, то пытаясь уговорить людей на фотосессии. У меня ничего не выходило, словно сговорились все!

В придачу доставала беременная птичка своими капризами и придирками. И чертовыми покупками, которые я уже пару раз сдавал в магазин! Я объяснил ей, что у меня нет лишних денег, но ей было плевать. На работе она взяла отпуск за свой счёт, чтобы днём шастать по магазинам, а вечером изводить меня своими свадебными пожеланиями. Меня тошнило от нее, и чаще всего я сматывался к Снежке, которая из помощницы превратилась в более-менее постоянную любовницу. Ее устраивало такое положение дел, а уж меня и подавно. 

И я уже думал, что так теперь и буду жить, перебиваясь случайным заработком, цапаясь с одной птичкой и трахаясь с другой, как вдруг встретил девушку в сером. Я был рад ее видеть, даже безумно счастлив был ее видеть, но ненависть к ней клокотала во мне ядовитым дурманом. Я наговорил ей много всякого, чтобы только задеть побольнее, чтобы только заставить ее страдать, хотя бы вполовину как я. 

И неожиданно даже для себя поцеловал ее. Я лет сто никого не целовал – зачем? Но вот ее захотелось. И такая она вся была податливая, хрупкая, такая вся доверчивая и открытая… как тогда, на фотосессии. На которой прикидывалась невинной овцой и после которой сбежала, обозвав меня извращенцем. Она – многозначительно облизавшая мой палец!

Я был в ярости. Меня раздражало ее вечное превосходство надо мной, ее вечная власть надо мной и моими мыслями, и я сказал то, что она не должна была ожидать. Сказал, чтобы просто доставить себе моральное удовольствие от превосходства, но послевкусие от этих слов оказалось отвратным. Мало того, что девушка в сером повела себя так, словно ей и впрямь было больно, так ещё и мне было дерьмово от своего вранья. 

Я позвал ее – пересилил себя, крикнул в догонку ее имя – но она не услышала. Умчалась, как подстреленная лань, и это тревожило меня, изводило неизвестностью, съедало все мои мысли. 

А что, если она и впрямь сказала то, что чувствовала?

Нет! Этого не могло быть! Она сука-обманщица! Мне ли не знать!

И всё-таки… слишком натурально выглядел ее побег. Не могла же она быть настолько превосходной актрисой? Или могла?

Я рычал от бессилия, кружа по городу. Решение не приходило в мою голову, мне оставалось только ждать. И я дождался. 

Дома, когда я ужинал какой-то мудрено-запеченной рыбой, которую приготовила к моему приходу беременная птичка, мне позвонил мелкий. Мы с ним давно не созванивались, пересекаясь только на субботних пробежках и с трудом перекидываясь парой слов. Из-за мышки, конечно! Она даже здесь умудрилась насолить мне!..