Следователь сообщил, что ее зарезали на лестничной клетке. Таксист, скорее всего. А Руслан попался на глаза, когда отрабатывали ее контакты. Он честно сразу сказал рыжему, что у них было одно свидание и один секс тем же вечером. И все. Да, у нее дома. Руслан вспомнил старую заплеванную лестницу в хрущевке. Подъезд с ядовито-зелеными стенами. Там ее потом и нашли, как сказал следователь.
Лина повернулась. Но смотрела не в камеру, а поверх. Прямо ему в лоб. Ветер раскидал по границам кадра белые пряди. Лина затянулась и выдохнула сигаретный дым в объектив.
– А ты только портреты снимаешь?
– Нет, – отозвался Руслан и отступил на пару шагов. Потом опять приблизился почти вплотную.
– А можешь меня голой сфотографировать? – Лина опять выпустила дым и запахнула воротник пальто. Мелькнули белые, длинные пальцы.
Затвор фотоаппарата снова щелкнул.
***
Руслан лежал затылком на ее животе и смотрел в потолок.
– Ты специально ее над кроватью повесил? – спросила Лина.
– Кого? – Руслан повернул голову. Живот упруго отозвался.
– Ее, – Лина ткнула незажженной сигаретой в черно-белое фото метр на метр. Там в переплетении белых тел чернели углы, линии, тени.
– Да нет, – сказал Руслан и отвернулся. – Не кури в кровати.
– Угу, – Лина щелкнула зажигалкой. – А я думала специально. Такое у тебя тут холостяцкое гнездышко. Фотографии. Голые женщины на стенах. Раскрепощает, наверное.
– Тебе виднее. Просто красиво, – Руслан привстал, дотянулся до бокала на столике рядом с кроватью. – На, сюда пепел стряхивай.
Он опять лег. Живот под затылком напрягся, стал железным. Лина наклонилась к нему, приложила сигарету к его губам. Он затянулся. Убрала. Живот снова расслабился. Руслан выпустил дым в потолок.
– Похоже я на мать трахаюсь? – спросила Лина.
– Давай, про это не будем, – сказал Руслан, а голос дрогнул. Вот ведь испорченная девчонка. Или просто он забыл, что значит быть молодым. Очень похоже. Обе одинаково закрывают глаза и закусывают нижнюю губу. Лина только быстрее, активнее, живее. Вообще без тормозов. И волосы у нее мерцают в темноте.
– Такой ты старомодный. Все руки татуировками забиты, а голове дискотека девяностых. – Зашипела брошенная в бокал с остатками вина сигарета.
Она сообщила Тане, что остается у подруги по институту. Таня сказала ему, что он может сегодня остаться на ночь. Он сослался на срочную работу. Таня сказала, приезжай, когда сможешь. Я постараюсь, пообещал он и отключил телефон.
Тело рядом с ним задвигалось, затылок соскользнул на кровать. Теперь ее живот оказался над ним. А потом она заслонила потолок, комнату и черно-белую фотографию на стене.
***
Бюст на столе укоризненно смотрел на Руслана с таким знакомым прищуром. Словно говорил, Руслан, ну как же так? Мы к тебе со всем нашим расположением, а ты…
– Ты зря это сделал! Может ты извращенец, а?
Это уже спрашивал не рыжий, а второй, постарше. Наглый, с резкими движениями, не такой вялый. Кто он? Начальник? Старший товарищ? Это только в иностранных фильмах детективы по двое работают.
– Случайно вышло.
– Херасе, случайно. Это случайно? – Следователь развернул к Руслану свой монитор. Золотые листья с зелеными прожилками, синий плащ с белым смазанным пятном, пальцы, судорожно вцепившиеся в землю. Он хорошо поработал в фотошопе, но ничего лишнего не пририсовал. Усилил акценты, выделил детали, где-то сделал ярче цвета, там, наоборот, чуть бледнее. Плагины, пресеты. А утреннее солнце, мозаикой выложенное на кронах тополей, он даже не трогал.
– Руслан Долецкий, – прочитал следователь с экрана. – Тишина. Название придумал, ты посмотри. Тишина. Ты – идиот?
– Здесь вы нашли труп в гаражах, – подключился рыжий. – Потом переспали с девушкой, которую убили на следующий день. Вы, кстати, что в это время делали?
Руслан с ужасом перевел взгляд с одного на другого.
– А что вы пугаетесь? У нее в доме ваши отпечатки повсюду. Биоматериалы. Тоже повсюду.
– Я просто с ней… – Руслан сглотнул. – Там таксист же. Вы сами сказали.
– Да и с таксистом этим не все пока ясно. По-русски ни хера не говорит. Может вообще сейчас из-за вас невиновный человек в камере сидит, страдает.
Бюст на столе теперь равнодушно смотрел мимо Руслана. Серый вечер лез через окно.
***
Она не стала снимать пальто. Снежные кляксы еще не успели на нем растаять и делали ее похожей на какое-то пятнистое животное. Грустное пятнистое животное. Губы заметно дрожали.
Подписка о невыезде. Это не просто вежливый совет, типа, никуда пока не уезжайте. Это официальная бумага. Документ. Что потом? Заключение под стражу?
– Что-то случилось, Таня? – спросил он. Пенка оседала на нетронутом капучино. За окном город наполнился красными и желтыми огнями. Он видел в стекле свое отражение. И отражение женщины с молочно-белыми волосами, сидящей напротив.
Таня вдруг всхлипнула. Он опять посмотрел на нее. Опухшее лицо, красные глаза. Сейчас разрыдается. Еще может быть домашний арест. Это если не заключение под стражу. Но его же обвинить в чем-то должны. Что он сделал? Разместил фотографию мертвой женщины на фоторесурсе? Так там даже непонятно, что она мертвая.