Позже я обдумываю сказанное Джошем. Набираю его номер, спрашиваю, согласен ли он поговорить. Мне можно спуститься?
– Конечно, – говорит он. – Я тут просто рисую.
Дверь открыта. Джош лежит на диване, рядом валяется альбом.
– Надеюсь, ты все-таки раздумаешь переезжать. От себя не убежишь.
– Да я понимаю, что дело не в здании, но все равно.
– А почему ты вдруг об этом заговорил?
– Мы столько раз вместе оказывались в лифте! Шутили над тем, как там все мигает и дергается. Поскольку ты пишешь о Шанталь, я решил, что тебе стоит об этом знать.
Он смотрит на меня.
– Там ведь и про меня немного есть?
– А ты против?
– Да нет.
Спрашиваю, можно ли проиллюстрировать пьесу его «Королевой мечей».
– Не вопрос. Иллюстрируй. Кто-нибудь увидит и придет в восторг. – Он приподымается и садится ровно. – Да, вот еще что, Тесс. Давно хотел сказать. То, что я делаю, вся эта имитация чужих стилей… Есть вполне уважаемые специалисты, которые считают, что это отдельная форма искусства. И есть известные имитаторы: Хан ван Меегерен, Дэвид Стейн, тот китаец, Пэй Шэнь Цянь, который делает великолепных Поллока, Ротко, Кляйна. Я тоже ничего, но все-таки в другой весовой категории. Стейн за час может сделать набросок в стиле Шагала, Пикассо или Миро. Однажды галерея устроила его показ, «Имитации Стейна», и офис прокурора штата Нью-Йорк подал иск, чтобы выставку запретили. Судья встал на сторону Стейна. В своем решении он написал: «Его работы по усовершенствованию стиля известных мастеров могут быть объяснены особым талантом, который всегда свойственен истинным художникам». Иначе говоря, Стейн заслуживает уважения своим умением работать в стилистике других авторов. Его можно в чем-то обвинить только в том случае, если он подделает подпись автора оригинала.
Жаль, что Джош так не уверен в себе. Жаль, что считает себя имитатором-неудачником, которого без упоминания судьи никто не примет всерьез.
Как помочь ему повысить самооценку? Его «Королевы» великолепны; ему надо и дальше работать в таком стиле. Как бы ему это сказать?
И тут, как гром среди ясного неба, звучит признание: оказывается, Шанталь просила его выполнить цикл эротических рисунков в духе «той самой» работы Гитлера.
– Она показала мне копию с его рисунка. Сказала, что оригиналом владеет кто-то из ее друзей. Уверяла, что работа в самом деле написана Гитлером и что эксперты не желают этого признавать именно из-за эротического контекста. Хотела, чтобы я сделал еще несколько в том же стиле. Я был поражен, насколько этот рисунок похож на фотографию с колесницей, для которой мы позировали.
– Так ты их сделал, рисунки?
Он качает головой.
– Не смог. Сказал, что в исходном образце нет ничего, что можно было бы копировать, никакого особенного стиля. Шанталь была разочарована. Даже пробормотала что-то вроде: я думала, что повезло познакомиться с настоящим имитатором, а он не справился. Это было как раз перед моей поездкой в Лос-Анджелес к детям. Было неприятно, я никак не ожидал, что она так отреагирует. Поэтому перед отъездом сунул ей под дверь записку, обещал еще раз попробовать, когда вернусь. А когда вернулся… ее уже не было. – На его глаза наворачиваются слезы. – Если бы я тогда нарисовал, возможно, она была бы сейчас жива.
Поднявшись к себе, я немедленно звоню Скарпачи. Его не столько трогает испытываемое Джошем чувство вины, сколько раздражает способ, каким эта информация получена. Он бурчит:
– Похоже, Шанталь решила, что от него нет проку.
– Судя по тому, что я о ней знаю, она вовсе не была потребительницей, – возражаю я. – И они дружили. Возможно, у нее был потенциальный покупатель, и она пыталась убедить его приобрести у Евы рисунок?
– Как-то сомнительно, – замечает Скарпачи. – Можешь спросить у Евы?
Рано утром я связываюсь с Евой – первый контакт после встречи в Нью-Йорке.
Рассказываю ей о странной просьбе Шанталь.
– Да, – говорит Ева, – я в курсе. Шанталь, да благослови ее Господь, придерживалась безумной мысли, что рисунок Гитлера вызовет большее доверие, если будет частью «цикла». Я просила ее учитывать, что рисунок из отцовского наследства вполне может быть подделкой, что многое в мемуарах вызывает серьезные сомнения. Но даже если бы выяснилось, что рисунок настоящий (а теперь я в этом уверена, спасибо мистеру Сомсу), смешивать его с подделками – дурная идея. Она со мной согласилась, признала, что мысль была опрометчивой, и обещала все прекратить.
Ева щурится.
– Возможно, Шанталь все-таки решила предпринять попытку. Имея такого друга… Во время моего прошлого приезда мы с Джошем познакомились. Приятный парень. Мне очень понравилась его «Королева мечей». Жаль, что он себя винит, однако он правильно сделал, когда отказался. Как Шанталь и говорила, идея была сомнительной.
Услышав это, я решаю не сообщать ей, что как раз Джош – основной подозреваемый у Скарпачи. Спрашиваю, возможно ли, что Шанталь искала покупателя?
Резкий отрицающий жест.
– Вряд ли. Если бы у нее кто-то был на примете, она обязательно бы мне сказала.