Фотография из Люцерна

Сейчас я бегаю каждый день: это единственная физическая нагрузка, которая у меня осталась после ссоры с Куртом. И хотя я отложила занятия боевыми искусствами до лучших времен, все равно скучаю по тренировкам, по бою с тенью, по скакалке, разминке, по работе с грушей.

Пока не найду себе новый зал, буду заниматься дома. Иду в спортивный магазин, покупаю тяжелую грушу, а потом зову Джоша ее установить.

Он вешает ее у меня в спальне, подсмеивается над моим желанием вымещать агрессию на безвинном мешке и отказывается уходить, пока я не продемонстрирую боксерские навыки.

– Обожаю смотреть на воительниц, – говорит он. Внезапно его глаза затягиваются пеленой грусти. – Прости, Тесс. Я пойду.

– Эй, ты что?

– Вспомнил о Шанталь. Мы тоже так перешучивались.

Утром очередной раз рассматриваю три снимка и понимаю, о чем говорила доктор Мод: каждая фотография рассказывает свою историю.

Каждая содержит тайну, отпечаток которой сознательно или бессознательно заложил автор.

Секрет Фридриха Ницше многослоен.

История, поведанная Гитлером, прозрачна.

Фотография Шанталь содержит загадку в загадке. Мне нравится, как сказал об этом художник Рене Магритт: «За любым образом всегда что-то кроется. Мы всегда хотим видеть то, что скрыто за тем, что мы видим».

Доктор Мод хочет, чтобы я освободилась от гнева по отношению к отцу.

– Он умер прежде, чем вы успели примириться. Ушел, оставив вам только один завет. Завет жить честно – странный призыв для такой фигуры, но, думаю, ваш отец был искренен. Он был человеком психопатического типа, из тех, кто справляется с жизненными трудностями, громоздя ложь на ложь. Впрочем, даже у психопатов наступает озарение. Он посмотрел на вас, испытал момент ясности – и поделился с вами. Это его наследство, помните о нем. Ведь ложь и обман не оставляют после себя ничего, кроме горечи.

* * *

Я пишу эпизод с Лу и молодым Гитлером. Разговор, после которого он подарит ей рисунок. Пусть они сидят в кофейне вроде той, которые описывались в книге, где Шанталь хранила письма Евы.

Звонит телефон. Это Скарпачи.

– Пойдем ужинать?

– Я работаю, но давай. Что у тебя?

– Надо сделать перерыв, уже ничего не соображаю. Тогда в шесть около «Трибуны». – Он спрашивает с некоторой заминкой. – Кстати, сколько ты платишь за квартиру?

– Кстати? Тысячу семьсот пятьдесят, включая коммунальные услуги.

– Здорово! При такой-то площади! Рыночная цена для лофта на верхнем этаже здания, имеющего историческую ценность, да еще в центре города – тысячи четыре, не меньше. Я не пойму, почему так мало? И почему Шанталь уехала в такой спешке? Боялась человека, который знал, где она живет? Так кто ей мешал установить самую лучшую систему безопасности? Если только речь не об обитателе того же здания. Что опять приводит нас к Джошу. Нет, отчего все-таки так дешево? Что есть такого в этом доме, о чем я не знаю?

– Поговори с Кларенсом. Здание принадлежит его тете.

– Поговорю. А другие жильцы не в курсе?

Рассказываю ему то немногое, что знаю. Близко из всех жильцов я знакома только с Джошем. Других я, конечно, тоже видела: мы раскланиваемся в вестибюле, с некоторыми обмениваемся ничего не значащими фразами. Я сообщаю Скарпачи, что офисы на нижних этажах заняты в основном хмурыми китайцами; похоже, у некоторых не все в порядке с законом. Есть бухгалтеры и юристы, вьетнамка, импортирующая керамических слоников, несколько художников и мастеров, которые, как заявляет Кларенс, «повышают класс заведения». Таких он любит.

– Интересно, сколько платит за аренду эта богема?

– Богема! Пожалуйста, Скарпачи! Нашел тоже слово! Обидно же!

– Пардон. Художники и мастера.

– Прощаю. А про аренду так. Кларенс говорит, что устанавливает плату индивидуально. В зависимости от того, насколько заинтересован в конкретном жильце.

– Странный способ вести дела. С другой стороны, управляй я зданием и приди ко мне очень привлекательная молодая женщина, я бы тоже захотел сдать ей лофт по дешевке.

– Ты про Шанталь?

– Про вас обеих.

– Ты это имел в виду, когда сказал, что кое-что выяснил?

– Возможно, есть некоторая связь.

– А почему так загадочно?

– Мы знаем, что Шанталь была напугана, но так и не объяснила, чем. Мы также знаем, что она спешила убраться отсюда как можно быстрее. И я спрашиваю себя: не происходило ли в здании что-то такое, что побудило ее сбежать?

Я прихожу в «Трибуну» раньше назначенного времени. Это ресторанчик, расположенный на первом этаже старинной оклендской Башни: там всегда людно, можно встретить судей, политиков, журналистов, чиновников из мэрии; все прекрасно знакомы, все приветственно машут друг другу.

Протискиваюсь к угловому столику, жду Скарпачи. Вижу, как он пробирается между рядами столов, и меня охватывает возбуждение. Он садится рядом со мной, глаза горят.

– Ты ужасно собой доволен, да?

– Рамос взял кадра, который заявил, что кое-что знает про «убийство той дамочки с плеткой». Конец цитаты. Само собой, он не просто шпана, а будущий знаменитый рэпер. Подозревается в непредумышленном убийстве. Хочет обменять информацию на смягчение наказания.

– И что, это возможно?