Конец модернизма в искусстве, частным выражением которого стал постмодернизм, особенно отчетливо проявляется в глубоких изменениях как художественных материалов и ценностей, так и самого пространства искусства. В эти изменения фотография внесла значительный вклад, сделавшись одним из возможных материалов искусства, а для многих художников – предпочтительным и даже единственным материалом. Конечно, сформировавшееся в начале 1980‑х годов слияние искусства и фотографии – не единственный путь, намеченный искусством. На его общей карте обширные пространства занимают видео, инсталляция, перформанс и – все больше и больше – мультимедиа и сетевое искусство, но в последние десятилетия века особенно поражает растущая доля полностью или частично фотографических произведений в галереях, музеях и коллекциях.
Причину этого следует искать в сопротивлении, которое материал-фотография оказывает дематериализации искусства. Причина состоит также и в трансформации художественных ценностей, которая, как уже было сказано, является отражением глубокой эволюции мира – долгого завершения холодной войны, происходившего в период между поражением американцев во Вьетнаме в 1975 году и крушением советского режима с падением Берлинской стены в 1989‑м. На протяжении этого пятнадцатилетия мир переворачивается. В искусстве (как и за его пределами) модернистская культура исключения и противопоставления с характерными для нее мистикой чистоты и отвержением несходства и гетерогенности уступает место культуре, открытой для «другости», отличия, консенсуса. Гегемония исключающего одноголосого «или» разрушается в пользу позиции «и», более толерантной, более дружелюбной по отношению к другому, отличающемуся. Именно это снятие преград модернизма позволяет художникам открыться миру, выйти из замкнутого поклонения «искусству для искусства», принять во внимание более широкий круг общественных и жизненных вопросов. Кроме того, именно это движение открывает культурную и художественную сцену для художников, отвергаемых модернизмом: женщин, рабочего класса, угнетенных сексуальных и расовых меньшинств и т. д. Наконец, именно оно делает более гибким, а иногда даже вовсе снимает типично модернистское жесткое противопоставление «большого искусства» и «популярного искусства», в частности противопоставление живописи и таких технологических изображений, как фотография и видео. После многих десятилетий абстракционизма, а затем минимализма и концептуализма искусство открыто возобновляет свои связи с миром. Оно секуляризуется. Фотография, которая для Уорхола была основным инструментом, начиная с 1980‑х годов становится одним из главных материалов в искусстве. Менее чем за двадцать лет ее роль и действие переменились, поскольку так же глубоко переменилась ситуация в искусстве (и в западном обществе).
От больших рассказов к маленьким
Очевидна одновременность двух событий: современное искусство обращается к повседневному и ординарному в тот момент, когда одним из его главных материалов становится фотография. Это происходит не потому, что фотография насильственно потеснила искусство, и не потому, что она по своей природе является поставщицей локального, частного. Причина скорее в том, что художники избирают фотографию и работают с ней таким образом, чтобы разрушить главенство универсального в искусстве. Известно, что с 1920‑х годов и до конца войны во Вьетнаме фотография увлеченно и эффективно иллюстрировала исторические большие рассказы модерна. Согласно Жан-Франсуа Лиотару, эти рассказы, в противоположность мифам, не отсылают к первоначальному основополагающему акту, а призывают свершение будущего, где реализуется универсальная Идея – свободы, «света», социализма, всеобщего обогащения и т. д. Таким образом, характерным и обычным для модерна был проект реализации универсальности[600]
.