Фотографирование осени

га, а на самом деле на этом месте стоит её дровяник и хлев для

коровы Милки. Вот что, бабушка Дарья, — сказали ей железно-

дорожные строители, — мы твой дом сейчас перенесём, соби-

рай вещички. Где ты хочешь жить — с той стороны или с этой?

Выбирай. Но бабушка им ответила вот что: я никуда не поеду. И

Милка не поедет. Мы тут и останемся, на своих местах. Мне сто

лет в воскресенье, малы мне говорить такое. И Милке моей лет

восемьдесят, вам и до неё далеко. И переселять её не дам —

сердце у неё слабое, затрепещется, того гляди молоко пропа-

дёт. Уводите в сторону свою дорогу, а нас не тревожьте.

Рабочие ушли, думают, что же теперь говорить началь-

ству? Оно строгое. Поглядели на карту. И ничего не стали ме-

нять. Проложили рельсы между домом и дровяником. Только

своим машинистам скажите, чтобы не шибко тут ехали, поти-

ше, Милку бы мне не пугали, — сказала бабушка Дарья, когда

увидела. С тех пор она ходила за дровами и к Милке через же-

лезную дорогу. Сама так выбрала. Расписание поездов под неё

подстроили. После утренней дойки приезжал состав из Архан-

гельска. После вечерней — из Вологды. А совсем поздно ночью,

когда Милка и бабушка Дарья уже спали — из Вятки.

IV

Не все тут любят железную дорогу, а автобусы и того

меньше. К автобусам нет никакого доверия. В них такие тороп-

ливые водители, что не все успевают выйти на своей останов-

ке, в своей деревне. Увезёт такой водитель тебя вместо Алёше-

во в Папулово, как потом идти назад? Водитель долго будет

морщиться, прежде чем доставит тебя обратно в Алёшево, да

ещё запросит денег за лишние десять километров. И от Папу-

лово до Алёшева снова десять километров, получается два-

дцать. Да не забудьте, что Алёшево в стороне от дороги — это

ещё один крюк. Конечно, жизнь водителей автобусов нелегка,

вот они и переживают, раздражаются, теряют бдительность, не

смотрят лишний раз, сколько там желающих выйти. Кажется, в

деревнях живёт не так много людей, могли бы уже запомнить,

кто и где выходит, но у них не получается. Попробуйте-ка жить

в постоянном волнении и нервничаньи, много ли сможете за-

помнить? Вот в том-то и дело.

Они бы и рады, наверно, но дорога тут как стиральная

доска, пока доедешь хотя бы до Лальска, вытрясется часть па-

мяти. Только возле Учки вспомнишь, что в Лальске хотел зайти

в музей, купить настоящий глиняный кувшин жене — придёт

же блажь держать в нём молоко — не купил. Не зашёл даже.

Забыл сразу, едва доехали до Ефаново, только-то восемь кило-

метров, всё из головы вылетело. Вот так ездить в окрестностях

Лузы. Как тут запомнить всех в лицо, когда смотришь только

на дорогу, чтобы не попасть колесом в яму или не подпрыгнуть

на горке? Жители Учки, Алёшева, Слободы, Лопотова, Патраки-

ево, Моисеевой Горы, Старомонастырской деревни Субботино,

Лычаково, Озёрской, Льнозавода, Бумфабрики, Егошинской,

Лальска, Верхнелалья, Заборья, Горячева, Нижне-Раменья, Па-

пулова, Андреевой Горы, Вымска, Уги и других деревень всё

понимают. Прощают водителей, хоть и часто ссорятся с ними.

Но ни разу ещё такого не было, чтобы тракторист отказывался

вытащить автобус из грязной лужи или в какой-нибудь де-

ревне не помогли бы с ночёвкой, если вдруг машина сломалась,

и домой водителю в этот день точно не уехать.

V

Луза красива, хоть её мало кто видит. Лучше приезжать

сюда зимой или в марте — пока лежит снег. Тогда и дороги

лучше, и можно съездить хоть в Папулово, хоть даже в Угу.

Только автобусы в дальние деревни ходят не каждый день,

придётся подождать. А в Угу автобусов не бывает вовсе, нужно

искать попутки, а это непросто, до неё 105 километров. Лучше

едь из Подосиновского района, — скажет тебе любой водитель

автобуса. В Христофорово добираются на поездах.

Зимой на улицах бело, зелени нет, и видно все дома, в

воздухе пахнет дымом — это в старой части города топят печи.

Да и в новой не так уж много домов, которые отапливает го-

родская котельная. В ноябре и декабре небо хмурое, серо-

голубое, блёклое. Ближе к весне, пожалуй, даже в некоторые

дни января уже, оно синее, снег скрипучий и яркий, слепящий.

Приходится щуриться, почти закрывать глаза. Можно бы и со-

всем закрыть, но тогда упадёшь, не заметишь скользкого места,

полетишь на землю. Ночью видно звёзды, а иногда — северное

сияние. Летом такого не бывает. Возле заборов сложены по-

ленницы из дров — и толстые поленья, и тонкие досочки. Тон-

кими лучше растапливать печь, а толстые идут в ход потом,

когда в топке станет так жарко — лицо краснеет и горит, когда

откроешь. А проходишь мимо закрытой печи, вспоминаешь ле-

то, говоришь: вот Ташкент.

Достанешь из поленницы две доски горбыля, постучишь

друг о друга — слышно, как они звенят. Всю влагу из дерева

выморозило, вот оно и становится звонким. Летом так не бы-

вает. Летом только в самой тихой тишине можно услышать ка-

кие-то звуки, но это, скорее, шелест.

Зимой главная площадь с памятником Ленину засыпана

снегом, есть только дорожки и тропинки, по которым в разные

стороны идут люди. Кто-то в магазин, школьные классы в му-

зей. Потом обратно. Снега много всегда, каждую зиму на пло-

щади строят горки, в каникулы и в обычные дни школьники