Фоторобот

На следующий день к полудню они купались по-прежнему под дождем. Накануне вечером пришли туристы, но ушли с рассветом, отпугнутые сыростью. Они были одни и любили друг друга, как первобытные люди, не разговаривая. Они играли в шахматы — партию, которая длилась двадцать четыре часа или около того, и прерывались лишь для того, чтобы поесть, искупаться и заняться любовью. Жильбер сполна наслаждался этим приключением. Он говорил себе, что недолго еще ему оставаться счастливым. Лучше уж воспользоваться этими последними мгновениями счастья. Он ничего не рассказал Роберте, которая не спрашивала, почему у него такое озабоченное лицо. Ей было на все наплевать: она жила как животное, делая именно то, что ей хотелось, и тогда, когда ей этого хотелось. Характер, полностью противоположный Жильберу, который всю свою жизнь делал то, что должен был делать, а не то, что ему хотелось. Вплоть до его любимого времяпрепровождения, которое стало его работой!

Время летело быстро. Все вокруг было мокрым. Хлеб, который они ели, был влажным, соль непригодной, костер, который они пытались разжечь, загасал сам собой, а им все было нипочем.

Жильбер поинтересовался у Роберты, сколько времени она собирается еще оставаться с ним, но получил в ответ лишь насмешливую улыбку. Он купил газеты, спрятался от англичанки, чтобы их прочитать, и оказался прав: его фотография красовалась на первой странице. Нет, это уже не фоторобот, а его настоящая фотография, которую журналисты взяли в его квартире. К счастью, фотография была довольно старой и его трудно было узнать, а то он на ней явно походил на убийцу.

Подписанная самим Монтини передовица в «Ля Капиталь», посвященная этому делу, была оформлена в виде открытого письма Жильберу Витри:

Жильбер! Мне все равно, виновны вы или нет. Я не буду просить вас пойти сдаться полиции. Но если вы виновны, я знаю, я уверен, что вы это сделали неумышленно, что вы не убивали сознанием дела, и я хотел бы убедить в этом читателей нашей газеты: человек, который посвятил свою жизнь игре в шахматы, не может стать убийцей. Преступником — да, возможно. Человеком, который в бессознательном состоянии, в состоянии морального опустошения может убить, даже не отдавая себе в этом отчета, допускаю. Но настоящим убийцей — никогда.

Жильбер, виновны вы или нет, где бы вы сейчас ни находились, свяжитесь со мной любым способом. Я вам даю слово, что выслушаю все ваши объяснения и, если вы невиновны, в чем я глубоко убежден, я все пушу в ход, чтобы доказать вашу невиновность.

Жильбер пожал плечами. В этой статье, отдававшей демагогией, Монтини называл его Жильбером, чтобы показать, что хорошо его знает, в то время как они виделись всего-то раз пять. Монтини заявлял о своей уверенности в невиновности Жильбера и говорил с ним как со старым другом. Все это было лишь подлой ловушкой, предназначенной для того, чтобы завоевать доверие Жильбера, а затем поймать его. Как только он позвонит главному редактору, полиция подключится к их разговору, и охота за ним начнется.

Он старательно разорвал газету. В другой статье владелец ярмарочных аттракционов с площади Инвалидов уверял, что это именно Жильбер катался на его «Поезде-призраке» с жертвой.

Самым удивительным было то, что этот человек, как и официант из кафе, был убежден в том, что он прав! Это было самое ужасное! У всей Франции перед глазами в течение трех дней маячили фоторобот и приметы Жильбера, передаваемые по радио, телевидению и в кинотеатрах. Все эти люди, которые впитали в себя его образ, неизбежно начинали представлять себе, что знают его уже гораздо дольше!

Из сводки новостей в 12.30 он узнал, что полиция обнаружила его машину у Северного вокзала, и что поиски теперь направлены в сторону железной дороги. Предполагалось, что «убийца» мог укрыться в Лилле.

В Лилле! Если бы эта ситуация не была столь печальной, Жильбер посмеялся бы над всем этим. Из той же передачи он узнал, что уже добрались до Клотильды, которую называли «его невестой», и до его друзей, Жерара и Паскаля.

Если вдруг эти два идиота расскажут, что у Жильбера состоянии опьянения бывают провалы памяти… Тогда навсегда покончено с его надеждой доказать свою невиновность.

Все настойчивее разум приказывал ему вернуться в Париж и явиться в полицию, потому что это был единственный способ доказать свою чистосердечность. И все упорнее страх советовал ему ничего этого не делать. Отныне началась гигантская охота на человека, дичыо в которой был он. Жильбер хотел запрятаться в нору и никуда не вылезать. Почему? Потому что в глубине души все еще жила страшная мыслишка о том, что убийца, быть может, он и что он, возможно, сумасшедший. Раздвоение личности? Почему бы и нет? Наследственность? — Нет. Хотя однажды…

Ему было тогда лет шестнадцать, наверное. Прошел год или два после смерти отца. Он жил с матерью и Пато, охотничьей собакой, умным и ласковым коккер-спаниелем.

Жильбер ходил в монастырскую школу в Ларошфуко, ближайшую среднюю школу. Однажды вечером он вернулся домой немного раньше чем обычно и застал свою мать…