Он отказывался об этом думать, отказывался заново переживать эту омерзительную сцену.
Жильбер выскочил из палатки и ринулся в лес. Стоящее там объявление гласило: «Туристы, будьте осторожны с огнем!». Он бежал быстро, не оглядываясь, и у него сразу же перехватило дыхание. Наконец он упал на землю, задыхаясь, но та картина по-прежнему стояла у него перед глазами.
На кухне мать Жильбера связала лапы собаке. В руке она держала заостренный нож. Коккер смотрел на нее своими добрыми и грустными глазами, не испытывая страха. Мать поднимала нож. Жильбер завопил:
— Мама!
Она перевела на него свои чуть-чуть замутненные глаза и сказала улыбаясь:
— У меня небольшая мигрень, я пойду лягу.
Она спокойно вышла из кухни с ножом в руке. Жильбер выхватил его у нее и разрезал связанные лапы собаки, которая лизала ему руки. С тех пор Жильбер стал часто вскакивать по ночам.
Потом его мать умерла. Несчастный случай, говорили в семье, но Жильбер прекрасно знал, что его мать покончила с собой.
Теперь он задавался вопросом, не сделала ли наследственность из него преступника. Ведь все его опознали, его видели в компании этой Денизы, лицо которой теперь казалось ему до странности знакомым…
Его охватил страх, жуткий страх, но уже не перед полицией, а перед самим собой. Алкоголь пробуждал в нем какие-то нездоровые и темные инстинкты, которые его, возможно, толкали к убийству…
— Хелло! Паскаль!
Его звала Роберта. И она тоже считала, что его зовут Паскаль. Если ей попадется газета, фотография Жильбера — убийцы-садиста, она его, само собой разумеется, узнает и побежит выдавать.
Дрожащей рукой он провел по подбородку, обросшему щетиной. Еще несколько дней, и его будет трудно узнать, он сможет вернуться в Париж и там затеряться, не рискуя больше быть опознанным.
Ему следовало, может быть, сходить на этот раз к врачу. Об этом он думал уже давно. Врач признает его невменяемым, и его запрячут в психиатрическую больницу на всю оставшуюся жизнь.
— Да я не чувствую себя помешанным! Я не хочу идти к сумасшедшим!
Конечно, он не чувствовал себя помешанным. Разве сумасшедшие знают, что они ими являются? Если они это знают, тогда они не сумасшедшие!
Он разразился горьким смехом. Встав, он направился к палаткам. Роберта ждала его. На ней были тесные шорты и легкий пуловер, под которым свободно двигались груди. На шее висела стальная цепочка с крошечным драгоценным украшением. Жильбер нагнулся, взял драгоценность пальцами и стал ее рассматривать.
— Красиво, а что это означает?
Ему пришлось переводить. Она объяснила ему, что это талисман, приносящий ей счастье. Маленький молоток с бриллиантами. Жильбер опустил его снова на грудь своей подруги.
— Ты знаешь, мне тоже был бы очень нужен какой-нибудь талисман на счастье!
Впервые день ему казался бесконечным. Дождь был его врагом. Ему хотелось быть где-то в другом месте, где именно — он сам не знал. Повсюду его преследовали навязчивые мысли. Опустилась ночь. Они поели. Потом с таинственной улыбкой англичанка направилась к своей палатке-гробу. Немного спустя она вернулась с бутылкой, завернутой в бумагу.
В загробном свете карманного фонаря она развернула бутылку и показала ее Жильберу. Коньяк три звездочки. Жильбер пожал плечами. В положении, в котором он находился, это уже больше не имело значения. Лучше уж напиться, чтобы все забыть.
Ни у него, ни у Роберты не было штопора. Ему пришлось отбить горлышко о камень. Янтарного цвета жидкость полилась в металлические стаканы. Жильбер стал жадно пить, чтобы алкоголь быстрее оказал свое действие.
На третьем стакане ему пришла в голову мысль, что он, может быть, убьет Роберту, если будет пьяным, и лучше бы ему больше не пить… Но это только рассмешило его. Алкоголь определенно придавал ему оптимизма и окрылял его. Завтра, когда он проснется, полиция уже задержит садиста, и он сможет вернуться домой с высоко поднятой головой.
Он чувствовал себя так хорошо, что включил приемник. Когда хорошо себя чувствуешь, когда нет никаких забот, в первую очередь нужна музыка…
— Ого-го!
Фонарь внезапно погас. Им не нужен был свет, чтобы пить и любить друг друга.
— Передаем последние новости. Садистом из Медона только что совершено новое преступление. На этот раз в Шантийи он задушил свою жертву — Мари-Элен Лангонь, девятнадцати лет. Привлеченные криками несчастной два поздних прохожих чуть не задержали преступника, которому, по их словам, удалось уйти, воспользовавшись мотоциклом или мотороллером…
— Ну, наконец-то! — завопил Жильбер. — Наконец! Когда я думаю, что я чуть-чуть не поверил в то, что я убил двух женщин! Это счастье, что я услышал эти новости сегодня вечером! Я бы так и не смог сомкнуть глаз!
Роберта, вероятно, была удивлена. Она тихо смеялась, немного пьяная. Он стал ее искать на ощупь и в порыве чувств прижал к себе.