Спецназ работал в лучших традициях борьбы с незаконными вооружёнными формированиями.
— Полиция! Замерли!
Лысый детина только приоткрыл дверь, когда его выдернули и морду сплющили на капоте — руки за спиной, не шевельнёшься.
Чернявый невысокий пассажир к тому времени успел выбраться из салона и даже пытался выдать какое-то движение, оттолкнуть налетевшего спецназовца. Дел на секунду: подсечка — и он уже на земле, в позвоночник вдавилось железобетонное колено.
— Вы что творите! — фальцетом завопил сбитый с ног чернявый, когда его поставили в вертикальное положение — ноги шире плеч, ладони на капоте. — Вы кто?
— Полиция!
— Вы ответите! — стал кипятиться чернявый.
— Ответим. — В голосе спецназовца ощущалась угроза хищника, уже изготовившегося к тому, чтобы порвать жертву на куски.
— Я помощник депутата Госдумы! Я вас уничтожу!
— А я тебя сейчас урою! — прохрипел спецназовец. — Заткнулся, быстро!
— Я министру вашему запрос депутатский. Я генеральному прокурору!..
Платов подошёл к лысому, взял его за плечо. Повернул к себе. И обомлел — может, этот тип и был похож на Носорога. Но он определённо никогда не был Носорогом.
Между тем чернявый всё угрожал «оборотням в погонах» всеми мыслимыми и немыслимыми карами. А спецназовцы уже созрели, чтобы вылечить его от наглости на всю оставшуюся жизнь, и сдерживались из последних сил.
А ведь скандал может действительно выйти первостатейным. И надо было как-то разводить ситуацию… А, была не была!
Платов подскочил к разорявшемуся помощнику депутата и заорал на него, нарочито добавив истеричности в голос:
— Куда ствол скинул, мокрушник хренов?!
Чернявый ошарашенно уставился на него и тоном куда ниже воскликнул:
— Какой ствол?!
— Только что у Кольцевой Ваху Тбилисского грохнули. Там вашу машину видели. Где ствол?
Ситуация для этих двоих приобретала зловещий оборот. На глазах им начинала вырисовываться сто пятая статья — умышленное убийство, а это такая дрянь, что даже когда не виновен, то невиновность свою приходится доказывать долго и порой с вредом для здоровья.
— Я никакого Ваху не знаю. Мужики. Парни. Ребята. Не валил я никого! — заскулил чернявый.
— Это ты прокурору объяснишь! Или корешам Вахи!
— Но я…
Тут в игру включился Шведов. Демонстративно взял телефон и деловито осведомился:
— Что? Как? Какой номер? Понял.
Он спрятал телефон в карман и трагично произнёс:
— Ложный след, — и сделал царский жест спецназовцам: — Отпустите.
Те послушно отступили.
— Извините, граждане, — произнёс официальным тоном Шведов. — Ошибка вышла. Но сами понимаете — убийство. Жизнь человеческая.
— Ошиблись? — не веря ушам, спросил чернявый.
— Не мы ошиблись. Свидетели ошиблись. Но это дело такое. Думали, вооружённых преступников берём.
— Да мы понимаем.
— Надеюсь, извините нас. Всё-таки для спокойствия людей работаем.
— Конечно, — закивал помощник депутата с явным облегчением.
Лысый, тоже вернувшийся к жизни, подпевал:
— Понимаем, работа. Если чего — так в гости заходите. Бутылочка хорошего вина есть. Из Абхазии. Ужином покормим. Дело служивое.
— Нам ещё работать, — заулыбался Шведов добродушно. — Но всё равно спасибо.
Расстались почти друзьями. Мужики, в общем, оказались неплохими, с понятиями. Проблему маленькую сняли. А большая осталась — где Носорог? И стоит ли дальше его выпасать в посёлке Ручейки.
Когда подъезжали к посёлку, позвонил оперативник из штабной группы и объявил:
— Установили. Омаров в девять часов утра улетел в Брюссель.
— Вот тебе и перекрыть аэропорты и вокзалы, — выдал Шведов с чувством. — Всё, разворачиваемся на Москву…
Расставшись с раздосадованной пустым мероприятием «наружкой», оперативники отправились в «Раритеты на Никитской».
Застали процесс примерно в том же состоянии, как и оставили днём. Всё так же Лукашкина вальяжно расхаживала по помещениям, всё так же несчастный парнишка следователь, скрючившись, как дьячок в избе, продолжал барабанить по клавиатуре ноутбука.
— Картина, размер метр двадцать на метр пятьдесят. Изображён сельский пейзаж, — всё так же монотонно диктовал эксперт Министерства культуры.
Казалось, участники обыска попали во временну́ю петлю и будут в ней вращаться до конца времён.
Хотя нет. Некоторый прогресс наличествовал — в ряд по стенкам выстроилась пара десятков упакованных в целлофан картин различных размеров. На старинном диване в стиле ампир сидели ошалелые понятые — водители «Газелей», которые весь день возили по Москве изъятый антиквариат.
Лукашкина опять начала что-то гундеть о посторонних на месте производства следственных действий.
— Это ещё неизвестно, кто сторонний и кто посторонний, — буркнул Шведов. — Пыл уймите, от излишней ретивости цвет лица портится.
Действительно, с цветом лица у Лукашкиной в тот же миг стало совсем неважно — от злости на нём выступил нездоровый румянец.
— Мы поехали, — сказал Шведов. — А вы не забудьте нас включить в списки имеющих доступ к подозреваемым в ИВС. Кстати, Омаров вам привет прислал.
— Что? — посмотрела на него следачиха.
— Из Бельгии. Он уже там.
Лукашкина пожала плечами, на лице не отразилось никаких эмоций по поводу этого заявления. Только сказала: