Фоторобот в золоченой раме

Началась привычная суета после боя. Отовсюду как по волшебству материализуются люди. Здесь и оперативники. И разведчики с «наружки» нервно курят в сторонке — они стараются не светиться, но исправно фиксируют всё на видеокамеру для отчётности. И спецназовцы кружатся — плавно, величаво и с достоинством, как хищники, которые настигли добычу. Привычный хаос. Тут же вылезают любопытные, ротозеи, праздношатающиеся — их отгоняют прочь.

Платов подошёл к распростёртому телу. Рядом с ним лежал пистолет-пулемёт «Скорпион». Из сумки вывалился дополнительный магазин. И чуть поодаль валялась фотография.

Нагнувшись, Платов осторожно взял её. На ней был сухощавый мужчина.

Платов огляделся. И наткнулся глазами на высокого мужчину в светло-сером плаще, который недавно выходил из подъезда, его контролируют двое спецназовцев.

— Андрюха, — Платов хлопнул по плечу Рогозина. — Вон наш исполняемый…

* * *

— Как насчёт кофейку? — Рогозин кивнул на тумбочку, где взгромоздился старенький, дышащий на ладан электрический чайник в окружении чёрных от многолетнего употребления чая чашек и банки кофе «Нескафе». В пластмассовой коробочке с надписью «Сардины» лежали кусочки быстрорастворимого сахара. Типичный натюрморт для оперского кабинета.

— Не откажусь, — кивнул Эдуард Алексеевич Кононенко.

Человек в сером плаще на предложение проехаться до ОВД Чертаново Северное и дать показания согласился без каких-либо пререканий и возмущений — надо так надо. Свой неприлично роскошный «Роллс-Ройс» цвета чёрный алмаз стоимостью полмиллиона евро он спокойно оставил на стоянке около отдела.

С Рогозиным и Платовым он беседовал ровно и доброжелательно. Драму со стрельбой и трупом он воспринял на удивление спокойно.

— Не «Ямайка», конечно, но чем богаты. — Рогозин, разлив кофе по чашкам, продемонстрировал знакомство с элементами хорошей жизни — «Ямайка Блю Маунтин» относится к почитаемым знатоками и не слишком известным обывателю сортам элитного кофе.

— И не такое пили. В жизни всяко бывало, — сказал Кононенко.

— Жизнь вообще штука неоднозначная, — философически изрёк Рогозин, прикидывая, применить какой-нибудь ловкий тактический трюк или в лоб спросить о сути вопроса.

Кононенко кивнул понимающе:

— Я знаю, есть формальности. Но не думаю, что от моих показаний будет хоть какая-то польза. Ваши сотрудники больше меня видели.

— А как по-вашему, что там произошло? — спросил Рогозин.

— Задержание вооружённого преступника. И его ликвидация.

— Всё верно. Но есть нюансы. Преступник был наёмным убийцей. Нейтрализован на месте исполнения заказа. И главный вопрос — кому предназначались его пули?

— И кому? — с интересом осведомился Кононенко.

— Вот. — Рогозин извлёк из папки фотографию и положил перед допрашиваемым. — Фотография объекта покушения. Из кармана киллера.

— Но… Но… Это же я!

— Именно.

— Египетская тьма! Я думал, вы меня как свидетеля… — Кононенко поморщился и потёр кончиками пальцев виски. — Получается, он приходил за мной! Но почему?

— Вот это мы и хотим от вас узнать.

Кононенко двумя глотками допил кофе, кажется, не ощутив его вкуса, со стуком поставил чашку на стол. Выпрямился. Замешательство прошло, и опять это был уверенный в себе человек.

— Для меня это, мягко сказать, полная неожиданность, — сказал он.

— Кто вас заказал, Эдуард Алексеевич? — спросил Рогозин, внимательно уставившись в глаза гостю.

— Это какая-то несуразица. У меня серьёзный и достаточно обширный бизнес. Рестораны, недвижимость, турфирмы. И везде всё ровно. Со всеми. Я никогда ни с кем не конфликтую — это вредит делу. Да и отбили у меня в местах не столь отдалённых всякое желание понтить.

— Что, довелось у «хозяина» побывать? — подмигнул по-свойски Рогозин.

— Семирик от звонка до звонка. Дела давние, ещё восьмидесятые годы.

— За что страдали?

— За свободу и демократию, — усмехнулся Кононенко. — Пытался внедрить рыночные механизмы в социалистическую экономику. Про цеховиков слышали? Так я из них. В конце восьмидесятых вышел. И в бизнес провалился с головой, как в полынью. Но выплыл. И теперь плыву уверенно и спокойно.

— Но кто-то вас заказал, — вкрадчиво произнёс Рогозин. — Какие кандидаты? Какой мотив?

Кононенко вздохнул, будто что-то хотел сказать, потом отмахнулся:

— Господа, ну какой серьёзный мотив? Вы просто не представляете, насколько гладко идут мои дела. По бизнесу все вопросы утрясены и решены, никто не посягает на мой кусок пирога — все границы давно очерчены и каждому отмерено своё. Живу достаточно замкнуто. Дом, семья, изредка дружеские посиделки в закрытых клубах. Сегодня главное для меня — моя коллекция.

— Вы коллекционер? — оживился Платов. — Что собираете?

— Всего понемножку. По большей части русская живопись девятнадцатого века. Сначала это было вложением капитала, потом переросло в настоящую страсть.

— С Аксельманом и Каменским не встречались? — назвал Платов имена двух мошенников на антикварном рынке, которых ему в прошлом году удалось отправить в места не столь отдалённые, сколь малонаселённые.

— Встречался. — Кононенко бросил острый взгляд на оперативника. — Вы имеете отношение к их незавидной судьбе?