— Даже про тебя, хотя знает, что ты про него выдал всё?
— У него принципы. Понятия. А у меня их нет.
— Чего ты так себя принижаешь?
— А потому что знаю, что как ни прикрывайся, а мы — я, Бубон, Колода, по сути своей обычные черти. Нечистая сила. И прощения нам нет. Так что никаких угрызений совести не испытываю.
— Можешь указать, где труп дизайнера захоронили?
— Того ушлёпка? Надо подумать. Вспомнить.
— Долго будешь думать?
— Пару дней. — Серый выжидательно посмотрел на Платова.
Тот по традиции всучил целлофановый пакет со всякой всячиной. Проинструктированные конвоиры знали, что свидетель ценный и подарки имеет право проносить в камеру.
— Приходите послезавтра, — с видом чиновника, назначающего аудиенцию, произнёс Серый. — Я вспомню. А на четверг выезд можно организовать.
Оформив протокол явки с повинной, допросив клиента, Платов распрощался с ним вполне дружелюбно.
Как Серый и обещал, вечерочком в камере он начертил план местности, где захоронили труп Гранина. А в четверг был организован конвой. Понятые. Эксперты с видеокамерами. И Серый вывел, как Сусанин, всю эту толпу через лес, чтобы показать, где нашёл своё упокоение муж Ирины Левицкой.
— Вон оно как было. — Глаза Серого затуманились. На губах заиграла мечтательная улыбка человека, который вынужден теперь жить прошлым, а в будущем не ждёт ничего такого же острого и яркого. На него навалились воспоминания…
Тогда, много лет назад, того человека за шкирку вытащили из грузовой «Газели» и поставили в вертикальное положение. Грубые жёсткие пальцы содрали с его рта липкую ленту, не дававшую прорваться на свободу никаким звукам, кроме нечленораздельного мычания.
— За что? Вы ошиблись! — заголосил невысокий худощавый мужчина, подслеповато щурясь — очки остались на полу в «Газели», раздавленные тяжёлым башмаком. — Я вам не нужен!
— Еврей, видится мне, он нас в бакланы безмозглые определил, — хмыкнул Серый.
— Что, реально так? — удивился курчавый, с пивным животиком, живчик лет тридцати пяти. — Взял так и задвинул сгоряча — безмозглые бакланы?
— Намекнул.
— Намёк — тот же самый базар. За базар платить надо.
— Я заплачу, — заголосил пленный. — Сколько могу — всё отдам. Но с меня мало что можно взять! Я обычный дизайнер! Зачем я вам?
— Да незачем, в общем-то. — Еврей сцепил руки и выразительно хрустнул суставами.
Грузовая «Газель» стояла в широком поле, над которым витал тяжёлый неприятный запах. Рядом были поля аэрации, коллекторы, отстойники. И никаких посторонних глаз. Отличное место для задушевных бесед.
— Может, отпустим лоха этого, а, Серый? — улыбнулся добродушно Еврей.
— Да можно и отпустить, — снисходительно произнёс Серый. — Если за бензин отбашляет.
— Я всё заплачу. Скажите сколько — и я заплачу.
— Э, чмо. Знаешь, сколько «Газель» бензина жрёт? Тебе вовек не расплатиться.
Пленный непонимающе посмотрел на громилу. Встряхнул головой. По щекам были размазаны слёзы — зрелище он являл собой жалкое.
— Но скажите, что. И я…
— Такая тварь никчёмная, Серый, а тоже жить хочет, — скривился Еврей. — Философия, однако. Устройство вещей.
— Ладно, не трясись, чёрт мелкий. Ты нам не нужен. На внутренние органы мы людей не разбираем. А во всём остальном ты тварь совершенно бесполезная. — Еврей приобнял пленника за плечи. — Так что живи, опарыш, и благодари меня за доброту душевную.
Пленный закивал, судорожно втягивая воздух.
Серый подошёл сзади, хлопнул его ладонью по спине с такой силой, что чуть не вогнал в землю, подобно былинному богатырю.
— Не гоношись, всё будет ништяк.
Но ништяк не получилось… Неожиданно пленник ощутил, что его горло сдавило, как показалось, стальным обручем. Он захрипел, задёргался, пытаясь оторвать от шеи змею, перекрывавшую дыхание. Нащупал тонкий и скользкий, намертво впившийся в кожу шнурок. Захрипел. Упал на колени… А потом в его глазах померк свет…
— Уффф. — Серый крякнул — удовлетворённо, с гордостью от хорошо выполненной работы.
В его душе пела тонкая радостная струна. Всё-таки стрелять в жертву — это не то. Подобное тупое механическое действие не требует ни моральных, ни физических усилий. Как в компьютерной игре: нажимаешь на спусковой крючок — и противник укладывается, отдав богу душу. То ли дело работать шнурочком, по старинке. Ощущаешь дрожь жертвы, и ты сам как ангел смерти. Ты впитываешь в себя последние мгновения чужой жизни. Очень давно, в другой жизни, раз испытав это ощущение, Серый хотел, чтобы оно повторялось снова и снова.
— Избавляемся от тела и дуем до города, — махнул рукой Еврей с брезгливой миной — в отличие от напарника он не любил душераздирающие зрелища.
Вскоре труп скрылся в жиже нечистот. Серый водрузил на место склизкий решётчатый тяжёлый люк. Теперь тело обнаружат не скоро. Если вообще когда-нибудь обнаружат. Зловонная жижа отходов жизнедеятельности огромного города поглотила человеческий отброс.
Убийцы устроились в кабине, и «Газель», переваливаясь на кочках, поползла в сторону шоссе.