Информация дошла до кума, тот доложил хозяину. Начальник колонии перепугался, что узнают журналисты и заказал маски-шоу.
Несколько часов зона стояла на плацу.
Огромную массу людей тесно окружили вооружённым конвоем. Грозно шевелились стволы автоматов, кашлял бензиновой гарью БТР, введенный в жилую зону. Натягивая поводки надрывно лаяли и ярились здоровенные псы.
Зэки ёжились, кутаясь в ватные телогрейки, не замечая хрипящих собак.
В бараках шёл шмон, искали предметы, запрещенные к хранению в зоне- водку, наркотики, оружие.
Никто не вышел и не сознался, где плёнка. Фотографии и кассеты не нашли.
В каптёрке пятого отряда нашли резиновую женщину.
Пять человек из разных отрядов, и с ними Заза, отправились в БУР.
Пися остался неприкаянным. Без поддержки и крепкой Зазиной руки. Его забрал к себе Влас.
На следующий день Пися уже вновь бегал по бараку с кастрюлями и сковородкой.
* * *
По совету Асредина я начал писать.
Моё сознание регистрировало все виденное вокруг. Фиксировало его в литературной интерпретации:
« Над бараком светила обкусанная по краям луна…»
Оставалось перенести все это на бумагу. Я пытался найти слова, отражающие увиденное и пережитые чувства.
Представлял себе идиллическую картину: деревня, осень, дожди, а я сижу в теплом доме и пишу большой роман. Или нет, лучше перед горящим камином, а за окном бушует океан. Эрнест Хемингуэй, мля! Старик и море!
Но на бумаге появлялись донельзя пошлые, сусальные рассказики, что-то вроде дневника гимназистки или рассказов Льва Шейнина.
Сплошная героизация преступного мира, конфликт с государством и всё это на фоне неясно очерченных фигур, непонятных мотивов. В общем современный Достоевский, и его идеей каторги, необходимой для духовного развития личности, необходимости страдания для искупления греха и прочая белиберда.
Большинство сидельцев уважало мои писательские потуги и надеялось, что я напишу персонально про каждого и его освободят. Некоторые критиковали. В меру своих умственных способностей, знания жизни и литературы.
Одноногий Витя Орлов, спрашивал:
-Почему у тебя завхоза четвёртого отряда зовут Игорь? Он же, Колёк! Неправильно это. Правду надо писать. И зря про природу пишешь. Лучше про мусорской беспредел напиши.
* * *
Я пил чай вместе с Колесом и Асредином.
-Не Господь создал людей суками или беспредельщиками. Они вылезли на Божий свет уже с подспудным осознанием своей никчемности. Потом попали в зону, кого пригнали этапом, а кто- то пришёл работать, надел погоны.- Читал я главу из своего романа. - И те и другие получили от государства власть и принялись делать свою работу, бьют, ломают, жрут людей.
-Все в точку! – потягивался Колесо, помнивший многое из того, что полагалось забыть. - Всё так и есть. Приятно послушать интеллигентного человека. Молодой человек, ви рассуждаете как политический.
-Причём здесь политический, не политический. - Встревал в разговор Асредин, белой ниткой пришивающий пуговицу к чёрной робе.
-Фраер он!.. Асредин перекусил нитку зубами и поднял вверх указательный палец. - Но... Но рассуждает этот порчак, как умный человек. Вот например майор Астапенко, - продолжил он, любуясь пришитой пуговицей.- Вы ещё с ним столкнётесь. Редкостная падла, должен отметить. А я ведь знал его ещё зелёным лейтенантом, милейшим человеком. Он пришёл устраиваться на работу, интеллигентный мальчик, и даже в шляпе, как приличный человек. Сейчас он майор, а я добиваю десятку. Вёл он меня однажды в шизо и я его спрашиваю, «Не противно, Олег Анатольевич, людей жрать»?
Мусор подумал, потом говорит «Это только в самом начале противно, а потом привыкаешь…».
И таких очень много. Им нравится судить, арестовывать, конвоировать. И система платит им за это зарплату, даёт квартиры, вешает награды
Но не они виновны, в том, что происходит. Они– тени. Настоящий враг- это наша безбожная власть!
И потому получается, что выходя из маленького лагеря, мы попадаем в большой.
Колесо продекламировал:
* * *
Мы часто говорили с Асредином за жизнь.