Фрагментация

Я пытаюсь вспомнить детали этого дня под навязчивые бормотания политического комментатора. Мне было семнадцать лет. Уже как месяца три у меня появились новые друзья. Они были крутые. Старше меня. У одного из них был брат – крупный криминальный авторитет, который вместе со своим другом с непритязательной кличкой Клоп крышевали недолгий период нашу столицу. Другой парень был из моей школы, но на пару классов старше. Всегда с гордой осанкой и горящими азартом глазами, совершающий отчаянные поступки, которые сходили ему с рук. Было и еще много менее одиозных персонажей в этой компании, которой я полюбился, не знаю, за какие бонусы. Мне компания понравилась сразу, так как я со своим врожденным чувством заброшенности всегда тянулся к уличным авторитетам. В тот день за мной на старом форде «Гранада» заехали Артур с Глебом и еще один товарищ по кличке Мутант.

Мы немного покатались, придумывая очередную аферу. Выбор пал на продажу централизованного экзамена по математике местным школьникам. Это был фальшивый экзамен, который мы составили сами. Изначально мы не собирались так брутально портить успеваемость местным выпускникам. Но наш знакомый, который обещал достать оригинал экзаменов, оказался пустозвоном. Поэтому экзамен пришлось придумывать самим. Вслед за математикой последовал латышский, а за ним русский с литературой и даже история. Мы немного увлеклись. Парень, который это у нас покупал, чистосердечно поделился экзаменами со знакомыми из соседних школ. А потом попал в больницу со множественными переломами. Человек пятьдесят в том году так не получили аттестат среднего образования. В тот вечер я в первый раз попробовал МДМэшку («экстази»). Ощущения были волшебные. Ты будто воспарял в воздух от наполняющей тебя энергии, легкий как пушинка, а по телу мерными волнами разливалась доброта и любовь. Мне, как прирожденному мизантропу, такие наркотики очень подходили, так как помогали в коммуникации, особенно с противоположным полом. Девушки, на которых ты бы трезвый не обратил внимания, казались привлекательными, стеснительность пропадала, правда, вместе с чувством такта. Но это никому не мешало. В то время мы знакомились с девушками в диско-барах и ночных клубах, где бестактные манеры абсолютно приветствовались. Если ты был симпатичный и брутальный, для успешного продолжения знакомства вполне хватало угостить коктейлем и нежно погладить чуть ниже спины.

После аферы с экзаменами понеслась череда мелких и более крупных мошенничеств. Мы продали местным барыгам отшлифованный бронзовый слиток с поддельной пробой. Успешно раскидывали фальшивые иракские доллары по ночникам. Брали дань с местных таксистов и проституток. Воровали все, что плохо лежало. Разводили разных лохов на абсолютно любой предмет, который их интересовал. А интересовало их в разгар 90-х много чего, начиная от ЛСД и заканчивая огнестрелом. Купив за большие деньги спиленный газовик или уголки почтовых марок, пропитанных корвалолом, такие люди никак не могли тебе отомстить. Так как ни закон, ни его отсутствие не были на их стороне.

Все это продолжалось феерично до тех пор, пока в жизнь моих друзей не вошел героин. В тот злосчастный день все его попробовали в первый раз. Дружно вынюхали маленький пакетик, а потом полночи сидели в местном ночнике со стеклянными глазами и бегали по очереди в туалет, чтобы поблевать. Жизнь казалась чрезвычайно комфортной, окаймленной радужной перспективой. Наверное, потому что героин погружал тебя в состояние непробиваемого вакуума, щедро сдабривая каждую твою тупейшую мысль флером неоспоримой гениальности.

У каждого из нас сложились разные дуэты с героином. Глеб года через два скололся и умер от передозировки. Остальные пацаны сколотили банду и занялись откровенным беспределом, в результате которого загремели в тюрьму; каждый получил по десять – пятнадцать лет строго режима. Вышли они оттуда уже совершенно другими людьми. Я тоже успел порядочно попортить себе карму. Но меня спасли университет, тяга к знаниям и кардинальная смена круга общения. Даже после смутных времен я долго оставался человеком внутренне безответственным. Так и продолжал во многом происходящем со мной винить своего отца. Ведь надо же было возложить на кого-то ответственность за испорченное детство, кучу хронических заболеваний и ночные кошмары, в которых жертвы давних преступлений упрямо требовали возмездия. Внутренние упреки и злость на окружающий мир помогали хоть как-то заполнить пустоту в моей душе. Потом злость вместе с юношеским максимализмом постепенно пошла на убыль, и вместо нее пришло недовольство самим собой и отчаяние. От болезненного самоотвержения меня во многом спасла Алька. Рождение ребенка сильно изменило меня в плане ответственности, так как наконец-то был человек, за которого я должен был полностью отвечать, головой и совестью. Во многом Алька помогла мне понять своих родителей, простить отца за его отсутствие в моей жизни. Правда, я до сих пор не мог отпустить его.