Фрагментация

Я задумываюсь. Вспоминаю, что в детском доме «Балдоне» детей-аутистов часто закрывали в комнате с включенным радио, чтобы не было слышно их криков. Об этом сообщалось в протоколе проверки, и я этому верил. На аутиста музыка умиротворенно действовать не будет. За исключением случаев, если эта музыка ребенку нравится. Через несколько часов детей выводили, кого-то в трясущемся ступоре, кого-то просто в истерике, и спрашивали, понравилась ли им музыка. Самое удивительное, что воспитательницы не были садистками, они просто не знали методику музыкального воздействия на аутистов. Кто-то им сказал, что нужно устраивать музыкальные сеансы для этих детей, так и пошло. Никому не пришло в голову обратиться к первоисточнику, в школу Сен-Клеве, где аналогичным способом этих детей лечили и приводили к счастью.

Система работала сама по себе. Это и было глобальной проблемой. Система настроена на поддержание собственной жизнеспособности, невзирая на закон неизбежной энтропии. Ни одна система не может нести развитие. Потому что у нее иная цель – стабильность. Так и система воспитания сирот. Система ухода за умалишенными. Любая система, нацеленная на специфическую аудиторию, стремится замкнуть этих людей в себе. Вряд ли Кант, работая над этической концепцией, подозревал, что в скором времени термин «вещь в себе» будет применим не к ноуменам, а к самим производственным конструкциям, которые создают концепции, не имеющие под собой абсолютно ничего объективного, то есть существующего в реальности. Простыми словами это означало то, что можно было рационально объяснить необходимость любой «хрени» совершенно вменяемыми аргументами.

Вот, например, детский дом. Невозможно эмоционально его постичь, и куда легче рационально обосновать необходимость его существования. Осознание этого отсылало меня к излюбленной книге в тот период времени – «Истории безумия в классическую эпоху». Замечательный Фуко вывел в ней неоспоримую истину, подтвержденную диалектическим материализмом. А именно то, что рациональное всегда пытается утвердить себя за счет иррационального, так как это диктует разум большинства. И рационализм чаще всего предает анафеме иррациональное в сугубо социальной сфере, так как именно эта сфера наиболее подчинена стандартизации. Почти в любую эпоху было трудно упечь портретиста в тюрьму именно за то, что он написал порнографический акт. Зато проституток, этот акт ежедневно претворяющих в жизнь, власти преследовали часто и очень по-разному.

Вряд ли ход моих мыслей понравился бы исполняющей обязанности. Поэтому я делал вид, что внимательно ее слушаю. Я стал что-то чиркать в блокноте для планерок, кивая и соглашаясь, а потом понял, что рисую женское бедро. Оно получилось слишком толстым и вполне могло бы принадлежать какой-нибудь знойной флорентийской матроне времен республики. Делиться мыслями не имело смысла, как и не имело смысла думать out of the box – вне рамок предлагаемого системой формата. Не знаю, как у кого, но у нас рамки были государственные. А государство, если мы говорим о бюрократическом аппарате, любит детали. Детали, вскрытые журналистским скальпелем и последующими проверками, блистали ужасами откровенного попустительства. Грудничкам засовывали в рот бутылочки для кормления и так и оставляли. Вместо воспитательницы бутылочку придерживала подушка. А если бутылочка падала, то ребенок корчился в попытках найти ртом питательную жидкость. У него это, естественно, не получалось. Он плакал и ждал, пока воспитательница, которая была одна на группу из десяти – двенадцати младенцев, к нему подойдет. А воспитательница могла и по полчаса не подходить. Так как она живой человек, ей ко всем подойти надо и в туалет сходить и так далее. На грудничка в среднем полагалось неограниченное количество памперсов – по необходимости. Но в ходе проверки выявилось, что на каждого ребенка была определена строгая норма – три памперса в сутки. Три памперса для новорожденного ребенка! Помимо этого, новорожденных еще и не всегда обеспечивали санитарными принадлежностями. Дети постарше были одеты в одежду не по размеру. Чтобы помыться, им приходилось выстраиваться в очередь, и они подолгу стояли в большой ванной комнате в одних трусах, дожидаясь, пока няня протрёт каждому задницу.