Она обогнула последний поворот, заходя в огромную комнату, и ахнула. Перед ней в два длинных ряда расположились десять металлических столов, и на каждом из них находился тощий, словно скелет, человек.
К каждому из них была подведена путаница трубочек, шнуров и кабелей, некоторые из которых снабжали тела питательными веществами, в то время как другие, судя по всему, отводили отходы и отработанную кровь.
Лица этих людей были открыты, но из шеи каждого тянулась небольшая трубочка, которая исчезала в переплетении над телами.
В любой другой ситуации Кира сочла бы их мертвыми, но увидела, как легкие слабо сжимаются и расправляются, а сердца медленно бьются в хрупких грудных клетках. Это были живые мертвецы, находящиеся в беспамятстве и потерянные для мира. Они выглядели так, как будто пробыли здесь многие годы.
— Что происходит? — прошептала Кира.
— Это Партиалы, — произнес доктор Вейл. Кира подняла голову и увидела его в противоположной части комнаты; она почти машинально направила на мужчину пистолет, и тот поднял руки. — Ты хотела знать, как я синтезировал лекарство, — сказал Вейл. — Я его не производил, я только собрал его. — Он кивнул в сторону столов. — Вот оно: лекарство от РМ.
Глава 44
Кира в изумлении на него уставилась:
— Что это?
— Это спасение, — сказал Вейл. — Все, кого ты встречала здесь, каждый увиденный тобой ребенок, которых ты назвала чудом... Все это существует благодаря этим десяти Партиалам.
— Это... — Кира остановилась, затем шагнула вперед и покачала головой, все еще пытаясь осознать увиденное. — Они спят?
— Усыплены, — ответил Вейл. — Они тебя не слышат и не видят, хотя, думаю, наши голоса могут отражаться в их снах.
— Они видят сны?
— Возможно, — сказал Вейл. — Их мозговая активность не является важной частью процесса; я не обращал на это внимания.
Кира снова шагнула вперед.
— Они никогда не просыпаются?
— А какой смысл? — спросил Вейл. — Мне легче ухаживать за ними, когда они спят: так гораздо меньше проблем.
— Вы не «ухаживаете» за ними, — сказал Кира. — Они — не растения.
— Строго по биологическим определениям — нет, но метафора подходит. — Вейл подошел к одному, проверяя трубки и провода, соединяющие Партиала с аппаратом на потолке. — Они не растения, но они как сад, за которым я тщательно ухаживаю, чтобы собрать урожай для спасения человеческой расы.
— Феромон, — произнесла Кира.
— Техническое название — частица 223, — пояснил Вейл, — хотя я называют это амброзией. — Он улыбнулся. — Пища жизни.
— Вы не можете так поступать, — неожиданно для самой себя произнесла Кира.
— Как видишь, могу.
— Конечно, можете, но... Мы всегда знали о такой возможности, но... это не правильно.
— Скажи это тысячам живых людей, которых они спасли, и еще нескольким сотням, которых они спасут в этом году. — Улыбка исчезла с лица Вейла, и он стал серьезным. — Десять на две тысячи — это две сотни жизней каждый. Никому из нас недоступна такая щедрость.
— Но... они же рабы, — сказала Кира. — Они даже хуже, чем рабы, это... ваш жуткий человеческий сад.
— Не человеческий, — твердо сказал Вейл, — животный. Да, это живые существа, но человечество начало использовать жизнь других в своих целях с того самого момента, как научилось мыслить разумно. Куст в дикой природе — это просто куст, но благодаря человеческой заботе становится изгородью, стеной, которая защищает нас. Ягоды становятся чернилами и красками, грибы — лекарствами. Коровы дают нам молоко, и мясо, и кожу; лошади тянут наши плуги и повозки. Даже вы использовали лошадей, пересекая токсичную пустошь, но я уверен, что те бы никогда сами не выбрали себе такую работу.
— Это другое, — сказала Кира.
— Не другое, — возразил Вейл. — Лошади, по крайней мере, — часть мира. Они существуют сегодня, потому что за миллион лет естественный отбор не сумел истребить их: они заработали свое право на жизнь. Партиалы же были выращены в лаборатории и созданы для того, чтобы помогать человечеству. Они... бессемянные арбузы, или морозостойкая пшеница. Не позволяй их человеческим лицам обмануть тебя.
— Это не просто лица, — резко сказала Кира, — это разум. Вы не можете, поговорив с одним из них, сказать мне, что они не настоящие люди.
— Даже компьютеры в конце концов научились говорить, — ответил Вейл, — но это не сделало их людьми.
Кира покачала головой, от гнева и досады закрыв глаза. Все это было ей настолько отвратительно, что она с трудом могла думать.
— Вы должны освободить их.
— А что потом? — спросил Вейл. Кира подняла глаза и увидела, как он широко развел руками, будто охватывая не только лабораторию, но и заповедник и, пожалуй, весь мир. — Мы что, должны вернуться к тому, как живут твои люди? К попыткам вылечить болезнь, которую вылечить нельзя, и к смертям тысяч детей, которые умирают потому, что десять мужчин — десять врагов, которые восстали и убивали вас, — не должны страдать?
— Все намного сложнее, — ответила Кира.
Вейл кивнул: