Фрагменты

Наручник лязгнул о скобу на ножке. Людмила глянула на дверь – охранник уже вышел и закрыл дверь – и сильнее сжала карандаш, до конца не осознавая, что это она задала этот провокационный вопрос. Она медленно подняла глаза на собеседника. Он улыбался.

– Книжка будет интересной, я уверен. Обещайте, что подарите мне один экземплярчик с автографом.

Людмила кивнула. Во рту пересохло, поэтому она ограничилась коротким «хорошо».

– Вот и чудно. О чем мы? О причинах…

Он говорил, наслаждаясь каждым своим словом. Людмила Тимофеевна встречала таких людей и раньше, но ни один из них не убил и мошки. По крайней мере, ни один из них не хвастался убийствами и не приписывал вседозволенность своей божественной натуре.

– Все-таки причина была. Я убивал, чтобы жить самому. Стоит убить – как сразу хочется жить. Проснуться и жить, понимаете? Убийство придает вдохновение… Так что, как понимаете, убивать мне было необходимо. Бывали дни, когда мне не хотелось подниматься с дивана и выходить на улицу. Но я знал, что надо, и заставлял себя.

Людмила, перед тем как прийти сюда, заготовила список с вопросами, но забыла его дома. Думала, разберется на месте. Не очень-то выходило разобраться. Она боялась его, словно маленькая девчонка, она готова была вжаться в стену, чтобы цепной пес не достал ее. Только в ее случае на цепь посадили волка. Голодного злого волка. Она надавила большим пальцем на карандаш, и он хрустнул, но остался цел. Людмила выждала еще несколько секунд и задала новый вопрос, который, как ей казалось, был в том списке. А если даже и нет, сейчас она очень хотела получить на него ответ.

– Вам давали разные клички. Какая из них, на ваш взгляд, характеризует вас в полной мере?

– Э-э, нет! – Узник поднял левую руку с выставленным указательным пальцем. На правой лязгнул наручник. – Клички дают псам. Прозвище, понимаете?

Людмила кивнула. Карандаш в руке хрустнул в ответ.

– Да, прозвище.

– Менты и журналюги, давая прозвище серийнику, определяли участь следующих жертв.

– Поясните?

– С удовольствием. – Снова улыбка, требующая расположения к себе. – Серийник начинает вести себя, как они ему прописали. «Битцевский маньяк», «Ростовский Потрошитель», «Гражданин X»… Понимаете?

Впервые за беседу этот вопрос был обращен конкретно к ней, не был для связки слов. Она понимала, что прозвища по местности предполагали убийства там же, но как быть с Гражданином X? Но переспрашивать она не стала. Она просто кивнула.

– Почти все ведут себя, как им прописали. Почти все…

Пауза подразумевала, что он-то не такой. И он тут же подтвердил это.

– Когда меня назвали Хранителем коллекторов и на каждое дерево повесили по какому-то странному фотороботу… А знаете, что они еще сделали?

Людмила неуверенно мотнула головой.

– Они заварили все люки в парке. Идиоты. Так вот, когда я стал Хранителем коллекторов, хм, с заваренными крышками, мне не понравилось, что они меня ограничили местом и способом. И знаете, что я сделал? Я сбросил бомжа с девятиэтажки. И что? – Он поднял брови в недоумении. – А ничего! Думаете, они меня назвали Карлсоном, который живет на крыше? Черта с два! Они вообще только на следствии узнали от меня об этом убийстве. Они «кололи» меня насчет двенадцати жмуров, а потом все удивились, что у меня их шестьдесят…

– А одного я застрелил из самодельной стреляющей ручки, – после недолгой паузы произнес убийца. – Потом я снова вернулся в парк. Они назвали меня Лешим. И прозвище мне понравилось. Что-то сказочное в этом было, не находите? Проводник заблудших душ.

– А что вы скажете о кли… о прозвище Гроссмейстер?

– Гроссмейстер, или Убийца с шахматной доской? Да это и было мое последнее прозвище. Оно мне нравится до сих пор.

– Вы позволите? – спросила Людмила Тимофеевна. Впервые она увидела на лице убийцы искреннее недоумение. Он не чувствовал себя больше хозяином положения. Он не знал, что она ему заготовила. Людмиле понравилось это. Она намеренно тянула время. Медленно достала из-за стула сумку для ноутбука, открыла ее и не спеша вынула прямоугольный предмет в черном целлофане, напоминающий пенал в увеличенном размере.

– Что это? – спросил он.

– Это ваше? – вопросом на вопрос ответила Людмила и вытащила из пакета шахматную доску.

Он просиял.

– Они дали ее вам?

– На время нашего разговора. Слушайте, а давайте сыграем?

От собственной уверенности в голосе Людмиле стало страшно.

– В шахматы.

– Я не играю в шахматы…

– Как же так?

– Доска нужна была мне для фиксации. Сначала… Сначала, в 2001-м я отмечал убитых на «пятнашках» – вы должны помнить, была такая игра. Каждая цифра обозначала труп, а когда количество перевалило за пятнадцать, я задумался. Решение пришло на каком-то турнире по шашкам. Не то городском, не то областном, не помню. Шестьдесят четыре клетки! Здорово!

По его лицу растеклось блаженство. Людмила не была уверена, что подонок сейчас вспоминает всех жертв, но самые кровавые дела свои наверняка. Тварь, подумала она, едва сдержавшись, чтобы не сказать это вслух. Подонок, а если б эта доска закончилась, ты бы на откидном календаре отмечал?!