Фрагменты

– Если бы закончилась эта, я бы купил новую, – сказал он и улыбнулся так мило, будто говорил о пушистых котятах, а не о смерти.

Я не могла сказать этого вслух. Или могла?

– Не удивляйтесь, – спас ее убийца. – Во время разговора о шахматной доске все спрашивают о моих дальнейших шагах в случае шестьдесят пятого убийства.

Если бы эти ублюдки меня не поймали, я бы купил и вторую, и третью доску.

– Ну, тогда, может быть, в шашки? – услышал он голос Людмилы.

– А тут мне равных нет! – просиял он.

Она раскрыла доску, предварительно выложив шашки и мелкие предметы на стол.

– Не расскажете о предметах? – спросила Людмила Тимофеевна и начала расставлять белые кружочки на черные клетки.

– Каждый предмет не относится к конкретному убийству, – сказал он и взял в руку красную крышечку от «Колы». – Они обозначают лишь их количество. Сколько на доске предметов – столько и убийств, вот и все.

– Вы черными или белыми? – спросила писательница, когда расставила все шашки.

– Мне все равно. Тут важно другое.

– И что же?

– Мотивация. Нет мотивации – скучно жить. Кстати, знаете, почему Гроссмейстер?

– Потому что с шахматной доской? – предположила Людмила.

– Почему не Шахматист или Шашист? – Ему не нужен был ответ. – Потому что я мастер. Большой мастер, если хотите. Начиная с двадцать восьмого, – он, не глядя на доску, ткнул в одну из клеток, – я с каждым из них играл в шашки.

Когда он убрал палец, Людмила увидела наклеенную на черную клетку цифру 28.

– Зачем? – не удержалась писательница.

– Мотивация.

– То есть выиграй у вас партию они, могли оставаться в живых?

Он насупил брови и посмотрел на нее исподлобья, явно не понимая, о чем она говорит.

– Вы давали человеку шанс? Я вас правильно поняла? На кону была жизнь?

– Мир так устроен, что неважно, в какую игру мы играем, на кону всегда стоит наша жизнь. Они уже проиграли, когда встретились со мной.

Он не улыбнулся ни разу.

– Ваш ход, – произнес он и развернул доску белыми к писательнице.

У них не было никакого шанса. Ни у одного. Он посмотрел на женщину. Двоим повезло. Если это можно назвать везением. Два растения в инвалидных креслах. Они даже на суд в качестве свидетелей не смогли прийти. Он ответил на ее ход, но женщина неожиданно подставила свою шашку под удар.

– У вас сейчас «съем», – предупредил он и пристально посмотрел на нее.

«А что, если меня обманули? И эти выжившие… одна из них не инвалид? Эта писательница и есть одна из них?»

Хотя он бы вспомнил ее лицо. Увидев человека однажды, он не забывал его никогда.

– Иногда можно пожертвовать малым, чтобы достичь большего.

Ее голос звучал уверенно, и это не нравилось ему.

Он забрал одну белую и тут же лишился двух своих. Игра обещала быть интересной.

«Кто ты? – так и хотелось спросить ему. – Ты, проиграв раз, пришла отыграться?»

– Скажите, а как вы отбирали жертв? Одежда, цвет волос, размер носа?

Он посмотрел на доску, прикинул выгодную для себя комбинацию и, сделав ход, произнес:

– Я не смотрел на одежду или носы. Я на души их смотрел. Мне души нужно было накопить, зачем мне их одежда?! Если вас интересует, похожи ли были у них души, я отвечу: да. Они будто шарики для пинг-понга или вон те же клетки на доске. А я им номера давал, делал их не похожими друг на друга.

Он увидел, как Людмила дернулась – палец с шашкой соскочил с доски. Нет, она не одна из восставших. Она просто… Он мог сейчас ее схватить, притянуть к себе через стол и…

– Ваш ход, – услышал он ее тихий голос.

Нет, такие не выигрывают, тем более не отыгрываются. Он сделал ход. Ход необдуманный, даже не глядя на доску. Он все время смотрел на руки писательницы. Крепкие, сильные, совсем не женские. Три толстых пальца взяли белую шашку и щелкнули ей чуть выше черной.

– Скажите, а водка для того, чтобы усыпить? Чтобы жертва расслабилась?

Он оторвал взгляд от ее рук и посмотрел в глаза. Они ему не понравились. В них он отражался таким, каким был на самом деле. Не богом, не большим мастером и не отцом, он отражался…

– Водка своего рода ритуал, – наконец произнес он. – Как игра в шашки. Если в игре мы шли до конца, то водку мы могли даже и не начать пить. Но бутылка была всегда рядом.

– А вы пили?

Он отвел взгляд от ее глаз-зеркал.

– Нет. Я занимался спортом. Гантели у меня были, гири, отжимался, подтягивался… И вообще, надо или водку пить, или людей убивать. Потому что, будучи пьяным, нельзя прочувствовать ни страха, ни удовлетворения.

«Кто же ты?»

Он изучал ее, избегая глаз. Пытался уловить что-то в движениях, возможно, что-то знакомое.

– Но бутылка вам нужна была не только для выпивки?

Странное чувство, что она написала уже сценарий сегодняшней беседы, а теперь подсказывает ему из суфлерской будки. Но это чувство быстро улетучилось. Сразу же, как он услышал собственный голос.