Фрагменты истории власти и оппозиции в Казахстане…

Всеволод долго корреспондентствовал в Японии – написал «Ветку сакуры», потом в Англии – написал «Корни дуба», а тогда уже долго жил в Китае, и как-то так спокойно сказал, что опять зовут в Москву, но он, наверное, не поедет. На вопрос «почему» ответил, что не может объяснить так, чтобы я понял. «Ну, например, здесь есть орешки, к которым я привык, а больше их нигде нет…».

От него такая авторская зарисовка:

Китайская и японская культуры сходны, но противоположны. Китайцу во всем – в искусстве, философии, просто в жизни – необходимо демонстрировать торжество над природным естеством. Каменное здание должно выглядеть как сделанное из дерева, и наоборот. Мясо должно быть похоже на растительную пищу, рыба – на мясо. Если вы узнаете продукт и похвалите вкус – обидите повара, значит он не достаточный мастер. Отсюда, кстати, и потрясающая, но спокойная такая жестокость – тоже насилие над человеческим естеством.

Суть же японской культуры – слияние с природой. Отсюда, например, сад семи камней – сиди и балдей. Настоящий богатый японец должен жить в фанзе, потому что в ней зимой холодно, а летом жарко, как и вокруг. Высший кайф и смысл жизни – лежа на слегка подогретом кане, пить горячее саке и через раздвинутые ширмы смотреть, как тихо падает снег…

И вот совсем недавно в «Дачном ответе» как-то видим с Натальей сюжет о переустройстве подмосковной обители Овчинниковых – вернулись-таки на Родину!

В посольстве, кстати, служил тогда один вредный парень – об этом мы узнали от Тамары (она, похоже, в основном всем и командовала). А потом этот вредитель сам ко мне подошел, представился, рассказал о себе и о делах, показался вполне симпатичным и дельным специалистом. Активно участвовал в наших проводах. Звали его Карим Масимов.

С Галымом я познакомился сначала вербально – по правительству прошел слух, что президент Назарбаев в Москве откопал элитного казаха, настоящего ученого из ВПК, и уговорил его поработать на Казахстан. Позднее появился и сам Абильсиитов, под него организовали Министерство науки и новых технологий, затем параллельно назначили вице-премьером, стали встречаться на заседаниях Кабмина. Тогда запомнилась не местная такая грамотность и обстоятельность его речи, но не более того.

А когда Терещенко поменяли на Кажегельдина, Абильсиитов в новый состав не вошел, еще и не начатое знакомство прервалось. Позднее Галым рассказывал, что довольно быстро поняв суть происходящего, он сам стал проситься у президента из правительства, но тот его не отпускал, подвел под общую отставку.

Для меня же замена премьера прошла почти незаметно: был Кажегельдин первым заместителем, стал во главе, мало что поменялось.

Терещенко – тот меня просто опасался, старался просто наших дел не касаться. А на мой упрек пообещал однажды, что специально займется, пригласил, долго старательно слушал, потом, видно, устал. Продолжения не было.

А с Кажегельдиным было немножко по-другому: он все время демонстрировал, нет, не ревность, но какую-то задиристость, что ли. Хотя для дел наших тоже был почти недоступен – у него всегда пропадали председатель Госимущества и еще пара-тройка важных министров, а также много-много всяких других визитеров.

У меня после аварии нога в колене вообще не гнулась, но колебалась, и это было привычно больно. Советские еще хирурги предлагали железно зафиксировать сустав, не согласился. А тут министр здравоохранения Василий Девятко сам предложил: давай пошлем тебя в Германию, поставим искусственный сустав. Согласился, а правительство выделило деньги. (Я сначала думал, что на уровне Минздрава, потом узнал от премьера, а потом от президента, что это они лично решали). Приехал в городок Эрланген, это Бавария, недалеко от знаменитого Нюрнберга, и профессор на первой же встрече сообщил, что об искусственном суставе речи идти не может. Причин две: у него гарантия на 25 лет, а я могу прожить и дольше (хоть для чего-то оказался еще слишком молод!), а вторая – нельзя ставить сустав на старую травму, там дремлющий остеомиелит, может проснуться и тогда ампутация. Где-то даже с облегчением собрался назад, но принимавшие меня посредники (они-то, как выяснилось, очень хорошо заработали) просветили: у немцев метода больного не утешать, а предупреждать о неприятном. Заподозрят рак, например, сразу так и скажут.

Забегая вперед, подтвержу: так оно и было: перед операцией сначала приходит анестезиолог и рассказывает, как я могу помереть от наркоза, потом хирург – свои страшилки. Операцию же на следующий день предложили такую: вскрыть сустав полностью и попробовать, сколько получится, восстановить подвижность.