Фрагменты, как они есть

Я предполагаю такое заключение: гении отличаются от среднего класса очень тонко. В речи это непоправимо незаметно, что ж, продолжу. Адекватными мыслями называл мой отец все подряд почти, что-то только ввергалось с неким опрятным рождением, без нагромождения и лестными замашками. Отец мой считал их – эти мысли – голосом судьбы, которые вещают внезапно и приходят как дитя или озарение. Если что-то выглядело просто и с пикантностью, то пусть это останется в рамочке. Обязательно надо прибить это насекомое с легкостью, чтобы не поломать крылышки – повесить в рамочку со стеклом. Каждая фраза, с которой он оказывался солидарен и если она была близка ему, то отсюда следовало неприхотливое обязательство превратить это в аксиому. Прославлять ее на коленях почти что… Стыд перед примитивизмом был настолько стеснен, что даже походил на камень. Рваные, отодранные представления – их куски, одетые в ненужные аксессуары, которые ничего-ничего не обозначают. Просто так выглядят. Были достоинством моего отца. Если вдруг я думал также, как и он – это превращалось в открытие. Затем праздновалось за мини-столиком в голове. Лихо мычать и с претензией у отца получалось несравненно. Но к черту его. Чтобы вдоволь возмущаться, надо искрить в разных ипостасях, язвить зверски.

Как-то раз я пошел к психологу. Мультяшный опыт. Но с намеком на мелодраму. Она говорила, что все мы воспринимаем через уже прожитое или уже ощутимое. Этот пример поражает своей узостью, в хорошем смысле этого слова. Только вот адаптация ко всем шероховатым теориям с длинной шерстью не применим. Кант считает, что существует чистое знание – трансцендентное или иное знание apriori. Оно может быть аналитическим или синтетическим. Дело в том, что по своим критериям я утратил испытание новизны при чтении, и писанине. И с этой жалобой рванул к Оксане Алексеевне. С надеждой, как это всегда бывает, что она раскроет карты. Но она их только спутала, нажав потным пальцем, немного соскользнув и задев все прочее. Она не просто предположила, но утвердила как бы занозу далее. Кроме того, это обоснование было крайним и слишком заезженным. Так что вульгарность кодировалась, чтобы снова не стать подобием интеллектуального совершенства. К чему этот обман? С внешностью отчаявшегося понятие провоцировало антисостояние своего эпизода оформления. Даже ему было стыдно за словечки и переодевание, которым смутила и в которое заставила одеться эта дамочка. Как это несносно. Оксана Алексеевна была чертом с бледной кожей и толстым лицом, так что притягательности нигде не наблюдалось. Но что уж там – лицо, жирные фразы, без костей. Каркас совершенно отсутствовал. Соблюдение некоторого закона в свою пользу шаталось с скоростью гиперкара Devel. Зачем мне это прославление уверенности, в местах, где я вижу только сомнение. Зачем мне это? Так еще платить за это деньги, за экскурс в псевдо-философию. Спорить с ней равно подрыванию авторитета. Психологи, даже клинические являются телами без костей. Они выбрали удобные выдумки и порхают ими до усталости. Так что это усталость дает плоды в форме гнилой мухи. Но заметьте, есть мясо, гнилая муха – это уже что-то, правда неприменимое почти нигде, но бросить ее в глаза можно, так чтобы она застряла. Как и сделала Оксана Алексеевна. Бросалась мячикам из мух , кружкам, размером с точку. Это были антивитальные осадки. Кислотный дождь. Но выглядел он с взглядом на ее авторитет очень примечательно, но отнюдь не гибко. Ее теория не сгибается вовсе. Она прямее прямоты. Как это уродливо.

Что касается Юрия Сергеевича – это талант, мега-мозг. Он совершенно внятно и стилистически блестяще создает гипотезы, которые далее никак нельзя вычеркнуть! Он хороший специалист и кажется трудоголик. Это призывает восхититься. Именно к нему я отношусь с дороговизной и клейкостью и иначе быть не может. Он мне очень дорог. Его холодный нрав сочетается с симпотизированием высокого полета. Он мне дорог.