Интересно, думала она, спала ли ее мать когда-нибудь здесь, под открытым небом, без стен, защищающих ее от внешнего мира? Когда они занимались любовью, у нее не было крыши над головой, только спина мужчины, над ней возвеличивающаяся.
Ханна, вероятно, должна была ненавидеть свою собственную мать за то, что та была распутной, но правда заключалась в том, что ей нравилась эта идея. А ей это не должно нравиться. Она это знала.
Должно быть, Дороти Смит было очень больно. Должно быть, ее отцу тоже было больно разрываться между двумя женщинами. Больно предать свою жену.
Ханне не следовало гордиться тем, что она дитя любви, поэтому она притворялась, что это не так.
- Я должен идти, - сказал Габриэль.
На мгновение она задумалась, стоит ли ему это делать. Это не займет много времени, чтобы убрать беспорядок с кровати, и тогда она сможет потерять себя в другом теле на одну ночь, как она делала все свои двадцать и далеко за тридцать лет. Она была не слишком стара для этого. Она все еще чувствовала себя неугомонной, живой и цельной. Черт, она все еще чувствовала себя двадцатипятилетней и только начинала свою настоящую жизнь.
Но это было не так, она уже спускалась по склону холма. Нисхождение в мудрость.
Эта ложь заставила ее улыбнуться, и она открыла глаза, чтобы посмотреть, как Габриэль поднимается на ноги. Он поставил бокал на широкий деревянный подлокотник кресла.
Она пошевелилась и наклонилась вперед, но остановилась, когда он поднял руку.
- Не вставай. Ты выглядишь слишком расслабленной, чтобы двигаться.
- А что, если ты заблудишься по дороге отсюда?
Он ухмыльнулся, его глаза сверкнули в слабом свете.
- Тогда ты можешь проснуться и обнаружить, что я сплю у тебя на крыльце.
- Я могла бы пригласить тебя на завтрак, чтобы о тебе не поползли слухи, - она склонила голову набок. - О тебе много сплетничают?
- За последние несколько лет разговоров не было. Я старый и скучный, - сексуальный гул его голоса противоречил словам. Она представила себе этот сексуальный голос в темноте у себя в ухе, и ее пронзило внезапное возбуждение.
Она встала и шагнула в его пространство. Он не отступил, поэтому она придвинулась ближе, просунула руки под его куртку и обхватила горячую талию. Когда она приподняла подбородок, он ее поцеловал. Мягкое прикосновение губ. Самое слабое давление. Еще один поцелуй. Другой. Пока она не приоткрыла для него свои губы, и он в них мягко устроился.
Он был приятным на вкус и чувствовался еще лучше.
Его поцелуи обещали медленную утонченность, но она подозревала, что он был достаточно взрослым, чтобы знать, когда это больше не должно продолжаться быть сладким. Сначала были поцелуи, а потом секс, и она подозревала, что он как хорош в одном, так будет и в другом.
Она просунула палец в петлю на поясе его джинсов и притянула его ближе, и он слегка застонал, когда она открыла рот для более глубокого поцелуя.
Он был незнакомцем, и ей было все равно. Посторонний - вот что ей было нужно. Кто-нибудь совершенно новый. Кто-то, кого она больше никогда не увидит после этой недели.
Его рука скользнула по ее бедру, просто, чтобы ее придержать, не более. Его ладонь была горячей на маленьком промежутке между ее джинсами и рубашкой. Она хотела чувствовать этот жар повсюду, придавая форму своему телу, открывая все его изгибы и углы.
У нее не было мужчины уже… Черт. Черт.
Ханна вдруг вспомнила о ноутбуке на своей кровати. Письмо, которое может ждать. Почти бывший муж, которого она просила о помощи. Единственный мужчина, с которым она спала за последние девять лет.
Габриэль, должно быть, почувствовал перемену в ее настроении. Он поднял голову и держал ее неподвижно.
Она не хотела открывать глаза. Она просто хотела притянуть его к себе и надеяться, что он сможет избавить ее от всех проблем. Это сработает на несколько минут. Может быть, на несколько часов.
- Мы слишком старые для этого, - прошептала она.
- Ты хочешь, чтобы дети забрали себе все веселье, а нам ничего?
Смирившись с тем, что на этот раз ей придется сделать ответственный выбор, она заставила себя открыть глаза и обнаружила, что он внимательно за ней наблюдает. Его губы изогнулись в болезненной, однобокой улыбке.
Ханна рассмеялась.
- Не смотри на меня так! Я серьезно думаю об этом.
- Я так и знал. Вот почему я так на тебя смотрю.
Она опустила голову и засмеялась, уткнувшись ему в плечо.
- Вы определенно хорошо целуетесь, Мистер Кабрильо.
- Блин, вот дерьмо. Если за сорок восемь лет я бы так и не научился целоваться, то мне следовало бы повесить шпоры.
- Шпоры?- она взвизгнула и засмеялась еще громче, когда он покачал головой.
- Это просто такое выражение.
- Очень на это надеюсь! - он быстро поцеловал ее в шею, отчего она вздрогнула и отстранилась. - Не подходи близко к моей шее. Иначе, я не смогу воображать.
Он легко отпустил ее, но его улыбка обещала удовольствие в любое время, когда она этого захочет.
- Это ценная информация.
- Я надеюсь, что ты будешь использовать ее во благо, а не во зло.
- Только в большое благо, обещаю.