Фрагменты прошлого

Я вижу в верхней части листа шапку протокола судебного заседания. Вижу содержание. Это судебное разбирательство по делу его отца. Перечень сведений и приговор. Руки дрожат, пока я бегло читаю распечатки. Здесь не весь протокол. Несколько разрозненных страниц. На второй странице упоминается мама Калеба. Я потрясена тем, что она выступала свидетелем со стороны обвинения. Ее обвинение коротко и емко. Я слышу ее слова так, будто она сама шепчет их в мое ухо. И эта сцена оживает передо мной.

Мы с ним ругались. Он сказал, что мне нужно устроиться на работу, что мы не сможем погасить ипотечный кредит. Мы сильно повздорили, и я сказала ему, что отвезу нашего сына к моей матери. Однако я передумала и вернулась. Его не было дома. Меня разбудил запах дыма. Весь дом был в дыму. Я побежала за сыном. Он спал в комнате на другом конце коридора. Из-за густого дыма ничего не было видно, но сын кричал, и я его нашла. Он обжег о дверную ручку большой и указательный пальцы. Я накрыла нас одеялом. И мы побежали.

Я поглаживала зарубцевавшийся шрам между пальцами Калеба, слушая его историю о ребенке, пожелавшем нарезать себе ножом яблоко. Воображаемую историю, славную историю из добрых воспоминаний. Когда в реальности собственный отец подверг его жизнь опасности. Во всяком случае, Калеб очень долго в это верил.

Его мама давала показания против его отца. Его отец был обвинен и осужден за поджог, страховое мошенничество и угрозу здоровью ребенка. Страница обрывается на следующем свидетеле. Следователе по поджогам. Дальше идут сведения о другом свидетеле. Свидетеле, который видел мужчину, выбегающего из дома поздно ночью. Мужчину, подпадающего под описание внешности отца Калеба. На суде он на него и указывает.

Я возвращаюсь к первой странице, нахожу имя этого свидетеля и холодею. Шон Ларсон.

* * *

Я представляю Калеба, сидящего за этим столом и читающего эти страницы. Что он видит? Он ездил для чего-то в тот дом. На место преступления. Искал то, о чем пытался сказать его отец? Решил разузнать все самостоятельно? Напоминание о случившемся всегда было при нем: зарубцевавшаяся, изменившая цвет кожа на месте ожога.

– Аппендицит, – начал он перечисление своих бед, сняв рубашку. Склонил голову: – Царапина от собаки. – Подтянул штанину: – Вывихнул колено на лыжах, понадобилась операция.

А я перечисляла свои:

– Ветрянка, подхватила от Джулиана. – Провела пальцем по лбу. – На санках врезалась в дерево. – На подбородке еле виден побледневший от времени шрам.

Мне было десять, все съехали по этому спуску, а я – нет. Очень боялась. Но потом я вернулась туда одна. Меня изводила, мучила мысль, что я единственная не решилась на это. Я не стала рассказывать Калебу об этом. Короткая версия была куда лучше. Пусть остальное нарисует его воображение.

– А этот откуда? – указала я на ладонь Калеба.

Его лицо на секунду застыло маской.

– Совсем забыл о нем. Давно это было. – После долгой паузы Калеб сказал: – Нож. Мне яблока захотелось.

И я улыбнулась.

Как много было скрыто от нас обоих. Спрятано практически на виду в надежде, что никто глубже копать не будет. Я наконец-то понимаю Калеба. Знаю, что он искал и что нашел. Калеб обнаружил, что и его мама, и Шон выступали в суде против его отца. Когда Шон был незнакомцем. Когда он должен был быть незнакомцем. А теперь это обнаружила я.

Полдень пятницы

Я проезжаю мимо дома Калеба. Похоже, там никого нет. Паркуюсь у дома Макса. Может, он дома? Его тоже нет. И он все еще не ответил на мое сообщение. Я отсылаю ему другое: «Вернулась в их дом». Затем бегу через дворы к задней двери, пока не укрываюсь в пустом закутке, где обычно стоят мусорные контейнеры. Сейчас те стоят перед домами в ожидании мусоровоза. Отступив, разглядываю бетонные стены. В них нет ничего особенного, просто они покрашены. Краской оттенка яичной скорлупы. Они всегда были такого цвета? Не помню. Никогда не обращала на это внимания.

В памяти всплывают слова Мии, сказанные в тот день, когда я без предупреждения приехала к Калебу: «Ты же собирался красить». Мы покрасили дверь в его спальню. Но про дверь ли тогда говорила его сестра? Однако не это сейчас имеет для меня значение, а то, что я хочу увидеть. Бросаю взгляд через плечо и вхожу в дом, открыв дверь ключом Калеба, найденным на чердаке.

Перепрыгивая через две ступеньки, несусь наверх. На пороге замираю, видя, что осталось от комнаты Калеба. Незастеленная кровать. Голые полки. Пустой рюкзак. Фонарик на чистом столе. Полное избавление от Калеба Эверса. Ковер выглядит потрепанным, с дорожками от пылесоса и следами протащенной по нему мебели. Мебели, которая, казалось, будет стоять здесь всегда. От нее остались лишь тени.

Я чувствую легкий запах краски, а потом замечаю за дверью две банки. С краской оттенка яичной скорлупы.