Фрагменты сожалений

Диме не хотелось представлять, как плачет ребенок. Скинув с себя одеяло и оставив медвежонка рядом с подушкой, он, одетый в белую пижаму, приподнялся и свесил ноги с кровати. Обув потрепанные светло-серые тапочки, встал. Голова закружилась, потемнело в глазах, и он плюхнулся на край постели. По привычке приложил кончики пальцев к сонной артерии: пульс замедлился. Дима уже дважды терял сознание и совсем не хотел третьего раза, ведь следующее обморочное состояние вполне может закончиться остановкой сердца. Или неудачным падением с серьезным ударом головой о твердую поверхность. Может, конечно, ему повезет, да только стоит ли проверять судьбу? Вдохнув побольше воздуха, Дима намеренно зашелся кашлем: это, как ему сказали, в такой ситуации должно ускорить сердечный ритм. Повторив действие несколько раз и убедившись в том, что пульс вернулся в норму, он осторожно поднялся и медленно зашаркал к двери. Ему подумалось, что ноги как-то плохо слушаются и через год-другой могут и вовсе отказать. И тогда ему придется довольствоваться инвалидным креслом-коляской. «Нет, не стоит об этом думать», – упрекнул он себя.

Он дошел до туалета в противоположный конец коридора, справил свои нужды, умылся и направился обратно. Скоро должны будут принести ужин и лекарства, а через несколько часов Дима снова уснет.

Два часа следующего дня.

Дима проснулся с чувством жажды, царапающей горло, и сверлящего желудок голода. На тумбочке, стоящей сбоку от койки, уже лежал поднос с обедом, представляющим собой скорее завтрак: тарелка с небольшой порцией овсяной каши, пара бутербродов с маслом и стакан молока, – наверняка изначально вскипяченного и испускающего ароматный пар, но теперь остывшего, разве что еще не затянувшегося пленкой. Но большего количества еды в Диму все равно не влезет, как бы он ни был голоден. Неспешно расправившись с ней, он сходил в туалет, потом спустился в душевую, расположенную на первом этаже. Принимать душ разрешали не чаще раза в два дня, но этого, как считал Дима, было вполне достаточно.

Поднявшись затем наверх, он снова улегся под одеяло, и наволочка моментально промокла от его мокрых волос. Рядом с подносом, который уже унесли, он с самого начала приметил смятый полиэтиленовый пакет, но изучение его содержимого оставил на сейчас. За ручки подняв его с тумбочки, положил на колени и развернул. Внутри лежала книга – в мягкой обложке, немного потрепанная, с парой едва приметных царапин на корешке.

– «Над пропастью во ржи», – прошелестев слабым голосом, прочитал он ее название.

Повертев в руках, раскрыл и между коркой и титульным листом увидел маленькую открытку, разрисованную разноцветными шариками и с высеченными чуть выше центра, собранными из золотистых букв словами: «ЛЮБИМОМУ ДРУГУ». А на оборотной ее стороне красивым, ровным почерком был выведен шариковой ручкой текст: «Уверена, тебе очень скучно в больнице. Недавно, когда ты спал, я видела на твоем одеяле книгу и подумала, что тебе нравится читать, поэтому иногда буду их тебе приносить. Эта книга – моя самая любимая, но мне не жалко отдать ее тебе. Ведь мы друзья».

– Друзья… – прошептал юноша. Это слово теперь вертелось у него в голове. – Друзья… Кто же ты?

Та самая навещающая его девушка – она была единственным человеком, кто приходил ему на ум. Он попытался вспомнить еще кого-нибудь, кого в прошлом мог бы называть своим другом, но ничего, разумеется, не вышло. И предположил, что либо девушка его разыгрывает, гнусно пользуясь тем, что он потерял память, либо сам он просто не может ее вспомнить.

Вошла медсестра, в одной руке неся стакан воды, в другой – два блистера с таблетками.

– Это открытка? – проявила она неподдельный интерес, увидев ту в руках юноши. Протянула ему стакан, выдавила из блистеров по таблетке и так же вручила больному.

– Да, – ответил он, приняв таблетки. Обе отправил их в рот и запил несколькими глотками воды. – Она лежала в книге. – Он вернул стакан. – Скажите мне правду: кто она, эта девушка?

– Твоя двоюродная сестра, – ответила женщина без заминки.

– Но… – он запнулся. И посчитал, что нет смысла спорить, пытаться докопаться до сути. И только сказал: – Ясно.

– Тебя что-то беспокоит, Дима?

Он положил голову на подушку и уставился в потолок, на груди скрестив пальцы.

– Многое меня беспокоит. – В этом он не солгал. – Особенно то, что ничего не помню из жизни до того, как здесь оказался.

Медсестра с минуту помолчала. Стакан с остатками недопитой воды едва заметно затрясся в ее начавшей дрожать руке.

– Уверена, ты скоро поправишься. – Это все, что она могла ответить в этот момент.

И вышла из палаты, прекрасно понимая, что только пуще прежнего расстроила юношу, но боясь прочесть подтверждение этому в его взгляде.