Фрагменты сожалений

Одной рукой держась за перила, а во второй неся канцелярские принадлежности, он спускался вниз – осторожно, боясь споткнуться или оступиться и ненароком расшвырять все по лестничной площадке; к привычной слабости в ногах прибавилось и напряжение в мышцах после вечерних приседаний. Без происшествий достигнув первого этажа, вышел в коридор и через главный холл последовал в процедурную. Там, в кабинете, склонившись над столешницей и ведя какие-то деловые записи, сидел медбрат. Дима знал, что ему совсем немного за сорок, но выглядел тот на все пятьдесят, виной чему была его явная любовь к спиртному, благо свои обязанности он, если верить словам остального персонала, выполнял как следует да не мешал работать и жить коллегам. С коротко стриженными, почти полностью поседевшими волосами и покоящимися на переносице очками в тонкой стальной оправе, он так быстро строчил по бумаге, что казалось, будто большая часть написанных им слов возникала из воздуха, дополняя первые буквы и слоги. Услышав, как открылась дверь, мужчина оторвался от писанины и взглянул на вошедшего – из-за разных диоптрий в линзах один его глаз казался заметно больше другого – и улыбнулся:

– О, здравствуй, – поприветствовал он Диму, и голос его был мягким, но с хрипотцой. – Как себя чувствуешь?

– Здравствуйте. Я в порядке. Куда это положить? – поднял он руку с набором художника-неумехи.

– Клади на стол, я уберу потом, – махнул тот рукой.

Дима так и сделал.

– Только не говори, что ты что-то нарисовал и снова выбросил рисунок!

– Нет, на этот раз не выбросил, – заверил его юноша.

– Вот и молодец! Так держать! Это ведь не первый раз, когда ты сохранил рисунок?

«А то ты не знаешь!» – хотел он съязвить, но лишь сдержанно дал утвердительный ответ.

– Послушай, – продолжил мужчина, – может, купить рамки для твоих работ? Повесили бы на стену в твоей палате. Вот будет тебе сильно грустно, посмотришь на них – и станет полегче. Не каждый, даже самый здоровый и телом, и духом человек может заставить себя заняться чем-то творческим. А ты – ты можешь, потому что, – сжал он пальцы в кулак, – ты сильней, чем тебе самому кажется.

– Нет, – нахмурившись, помотал головой Дима. – Они какие-то… совсем уж детские, простенькие. Будь я художником… хотя бы обучался художественному ремеслу… – другое дело. А так…

– Ну, – пожал плечами медбрат и кончиком пальца поправил на переносице очки, словно сам не до конца верил в сказанное – или в то, что произнес следом, – им же, – кто ж знает, вдруг и станешь художником.

Не оценив попытку его подбодрить, юноша только выдавил улыбку и, сообщив об уходе, покинул кабинет.

Он уже взбирался по лестнице, когда в голову ему пришла старая затея пробраться в архив больницы и найти документы, которые, быть может, позволили бы ему выяснить хоть какую-то правду о себе, сняли завесу таинственности, окутывающую его прошлое, раскрыли данные о родителях или любой другой родне. Впервые он загорелся желанием туда попасть еще лет шесть назад – шесть лет! – и каждый раз либо опасался быть пойманным, либо попросту натыкался на запертую дверь, либо убеждал себя в том, что раскрытие истины в лучшем случае станет бессмысленным занятием, в худшем – пуще прежнего расстроит его. Единожды попросил медсестру, которой в те дни мог доверять как никому другому, подсобить ему в этом деле, но та категорически отказалась, уверяя, что ее после такого непременно уволят (если не поймают с поличным, то Дима рано или поздно, осознанно или нет, выдаст их обоих), и более он о просьбе никому не заикался.

Архив располагался в подвале больницы, дверь которого всегда была заперта на висячий замок. Бывали случаи, когда Диме удавалось увидеть, как кто-нибудь из медперсонала покидает подвал, не закрывая за собой дверь, но гарантий того, что внизу никого не оставалось, у него, разумеется, не было; он мог, конечно, с порога окликнуть любого, ни к кому конкретно не обращаясь, или же спуститься и в случае чего включить дурачка, да только проку с того?

Благополучно поднявшись на третий этаж, юноша вернулся в палату. Он старался убедить себя в том, что необходимо постараться попасть в архив, чего бы ему это ни стоило. В конце концов, если его и застигнут врасплох, разве убьют за это? Он в этом сомневался.

Четверг.

За сегодняшний день Диму, как и вчера, никто не навестил. Однако его это, казалось, нисколько не огорчило, потому как проспал он аж до начала третьего – все равно не застал бы девушку. Но на будущее он решил попросить медперсонал о том, чтобы при следующем ее появлении здесь его разбудили.