Попозже летом мощность льда, вследствие таяния на поверхности, несколько уменьшилась. 23 июля старый лед имел толщину всего лишь 2,23 м, а с вновь наросшим слоем – 2,49 м; 10 августа толщина старого льда уменьшилась до 1,94 м, а общая толщина была 2,17 м; 22 августа старый лед имел 1,86 м, а вместе с новым – 2,06 м; 3 сентября общая толщина была 2,02 м, 30 сентября – 1,98 м, 3 октября общая толщина осталась неизменной, а толщина старого льда была только 1,75 м. 12 октября общая толщина – 2,08 м, а старого льда – 1,8 м. 10 ноября она осталась почти та же, но с легкой тенденцией к возрастанию. Вообще в ноябре и декабре мощность льда начала опять, хотя и очень медленно, увеличиваться; 11 декабря общая толщина льда достигла 2,11 м, 3 января (1895 г.) – 2,32, 10 января – 2,48, 6 февраля – 2,59 м. Из этих примеров видно, что под влиянием морозов лед не достигает каких-либо особенно громадных толщин. Другое дело сжатия; образующиеся при них ледяные нагромождения могут достигать очень значительной мощности. Часто на большом протяжении льдины пододвигаются одна под другую несколькими слоями; смерзаясь затем вместе, они образуют одну сплошную ледяную массу. Именно таким образом образовалось ледяное ложе под «Фрамом».
Юлл и Педер часто спорили между собой зимою, какую толщину имеет слой льда под «Фрамом». Педер, видавший на своем веку немало льдов, утверждал, что толщина льда должна составлять по крайней мере 6 м; Юлл не верил этому и бился об заклад на двадцать крон, что лед не так толст. 19 апреля диспут разгорелся снова. В дневнике об этом есть следующая запись: «Юлл хотел бурить, но, к несчастью, нашим буром больше 4,5 м не пройдешь. Педер взялся прорубить остающиеся полтора метра. Всю зиму шли споры по поводу этого пари, но спорщики так и не смогли прийти к соглашению. Педер говорит, что сперва Юлл должен начать бурить, а Юлл настаивал, чтобы Педер сперва срезал свои полтора метра.
Сегодня вечером этот спор неожиданно разрешился, благодаря тому что у Юлла вырвалось опрометчивое обещание дать десять крон тому, кто согласится бурить лед вместо него. Бентсен поймал его на слове и немедленно вместе с Амунсеном принялся за работу. Бентсен предложил Амунсену на выбор: получать по кроне в час или с каждого пройденного метра. Остановились на почасовой оплате. Работали до поздней ночи, и когда прошли уже 3,5 м, вдруг бур резко скользнул вниз, и в отверстии показалась вода, но набралось ее немного, и вскоре бур снова стукнулся об лед. Они пробурили еще немножко, и дальше бура не хватило. Пришлось разбудить Педера, чтобы он срезал свои полтора метра. Педер с Амунсеном принялись рубить так, что пот лил градом. Амунсен, как всегда, горячился и клялся, что не отступит, пока не пробьет лед насквозь – даже если толщина дойдет до 10 м. Бентсен ушел тем временем к себе в каюту; за ним послали гонца с сообщением, что лунка вырублена и все приготовлено для нового бурения.
Когда до 6 м осталось всего 2–3 см, бур вдруг прошел насквозь, и вода, ворвавшись, заполнила пробоину. Опустили лот, и на глубине 10 м он снова стукнулся об лед. Тогда уж пришлось им отступиться.
На славной ледяной подушке покоится «Фрам»! Если даже не принимать в расчет большой отколовшейся льдины, выжатой на поверхность, то мощность льда над водой достигает 4–5 м; если же к этому прибавить два фута, на которые «Фрам» приподнят над водой, то окажется, что расстояние между ним и водой не такое маленькое».
Температура льда в летнее время приближалась к точке таяния, но по мере наступления зимних холодов понижалась быстрее всего, конечно, у поверхности. Отсюда охлаждение проникало постепенно все глубже и глубже, до самой низкой поверхности, где температура льда, разумеется, равна температуре воды подо льдом. Мы непрерывно производили наблюдение над температурой льда в различных слоях, чтобы выяснить, насколько быстро идет охлаждение льда с наступлением зимы и каким образом температура повышается снова.
Самая низкая температура льда наблюдалась в марте и начале апреля, когда на глубине 1,2 м было около -16 °C, а на глубине 0,8 м около -30 °C. С начала апреля температура опять начала медленно подниматься.
При таких низких температурах лед становится очень твердым и хрупким, при толчках и сжатиях он легко растрескивается и ломается. Летом же, когда температура льда держится приблизительно на точке таяния, лед, напротив, гибкий и пластичный и при сжатиях не так легко раскалывается на куски. Эта разница между летним и зимним льдом заметна даже на слух: зимой сжатие сопровождалось всегда сильным грохотом, тогда как в вязком летнем льду сжатие протекало почти бесшумно; часто самые сильные сжатия происходили в непосредственной близости от нас, а мы их не замечали.