Франческа

Сюзанна побледнела. Бросила взгляд на стену, украшенную фотографиями, где все ее мальчишки еще были щекастыми младенцами, лежащими на овечьих шкурах.

— Зачем?

— Если верить газетным статьям того времени, они заигрались и не смогли остановиться.

— Боже мой, Чарли. А что с ними случилось потом?

— Учреждение для малолетних преступников, приемная семья, новые личные данные. А потом… потом Нора стала странной мамашей, которой не удалось защитить свою дочь, хотя она положила на это всю жизнь. А Бетти — сама знаешь, что стало с Бетти.

Они долго сидели молча, то и дело отпивая по глотку напитка.

— Даже не знаю, что сказать… — проговорила, наконец, Сюзанна, — Представить себе не могу… какая чудовищная жестокость…

Она потрясла головой. Чарли заметила, как подруга морщит лоб, пытаясь свести воедино портрет Бетти — и хладнокровного убийцу детей.

— Я тоже себе не представляю, — сказала Чарли.

— Но почему? — спросила Сюзанна. — Почему она это сделала?

— На этот вопрос нет ответа. Гены? Трудное детство?

— У кого, черт подери, оно было не трудное? — буркнула Сюзанна. — Разве это оправдание?

Они опустошили стаканы.

— Как с таким жить? — спросила Сюзанна. — Как, черт подери, свыкнуться с мыслью, что твоя мама… я хотела сказать — Лола совсем не подарок, но чтобы она могла сотворить такое… Совершенно невероятно.

— Приходится с этим справляться так же, как люди поступали во все времена.

— А как люди поступали?

— Терпели. Проживали секунду за секундой, потом минуту за минутой, потом час за часом, день за днем — просто ждали, пока пройдет время.

— Тебе это помогает?

— Иногда.

— Единственное, что помогает мне снять страх и что не разрушает организм, — это живопись, — сказала Сюзанна.

Чарли кивнула на Сюзаннины картины по стенам.

— Ты должна снова начать рисовать, — сказала она.

— А кто тебе сказал, что я забросила это дело?

— Я просто подумала…

— Пошли, покажу, — сказала Сюзанна.

Она поднялась и вышла в прихожую. Чарли последовала за ней. Сюзанна надела деревянные башмаки и придвинула такие же Чарли.

— Это башмаки Исака, так что они могут быть тебе велики, но нам недалеко.

— Куда мы идем?

— Увидишь.

— А если дети проснутся?

— Они знают, где я.

Они пересекли двор и вошли в старый хлев.

Сюзанна повернула выключатель. Здесь все было не так, как прежде. Денники, загончики для овец и кормушки — все исчезло. Весь хлев представлял собой единое огромное пространство, а на белых стенах и по всему полу — картины Сюзанны.

— Боже мой! — воскликнула Чарли. — Боже мой, Сюзанна!

Она принялась обходить помещение. Сюзанна уселась на деревянный стул, заляпанный краской.

Чарли остановилась перед картиной, изображавшей каменную стену — на ней спиной к зрителю сидели, держась за руки, две девочки. Казалось, Чарли услышала музыку, доносившиеся из Люккебу, голос Бетти, напевавший чуть слишком высоко и слишком громко:

Nobody knows where my Johnny has one
Judy left the same time[3]

Прищурившись, Чарли увидела, как она сама на картине повернулась и посмотрела на гостей, отплясывавших среди вишневых деревьев, Бетти в красном платье, за которой бегает мужчина — но не Маттиас.

It’s my party, and I’ll cry if I want to
cry if I want to, cry if I want to[4]

Бетти отламывает с дерева ветку с полуувядшими бело-коричневыми цветами и вставляет себе в волосы.

You would cry too if it happened to you[5]

— Узнала, кто это? — спросила Сюзанна.

Чарли кивнула. Она подошла ближе.

— На мне что — мамина ночная рубашка?

— Да, та самая, которую ты без конца брала напрокат у Бетти.

— Прямо как фотография, — пробормотала Чарли. — Не пойму, как у тебя это получается.

— Я просто нарисовала так, как мне запомнилось, — ответила Сюзанна, словно бы сама не понимала, что большинство людей не способны создать ничего подобного, как бы точно они не помнили событие во всех подробностях. — Помнишь ту ночь?

Чарли попыталась вспомнить, как они сидели в ночных рубашках на каменной стене — но воспоминания не приходили.

— Не похоже на ночь, — проговорила она. — Ведь светло?

— Ночь праздника середины лета, — ответила Сюзанна. — На рассвете. Это видно по тому, что уже выпала роса.

Она показала на картину. Подойдя еще ближе, Чарли разглядела крошечные капельки на траве.

— В ту ночь пропал Маттиас. Самая последняя вечеринка в Люккебу.

Чарли не сводила глаз с картины. Ночь середины лета, последняя вечеринка в Люккебу.

— Мама и Маттиас начали ругаться, когда все разошлись, — проговорила она.

— Мне кажется, они поругались еще до того, как мы ушли, — возразила Сюзанна. — Ох эти пьяные ссоры! Нет ничего хуже, чем быть ребенком таких родителей, которые орут и бьют друг друга, угрожая разводом, самоубийством и еще бог знает чем. А потом, на следующий день, все как обычно.

— Но для Бетти и Маттиаса их совместная жизнь на этом закончилась, — вставила Чарли.

— Знаю. Наверное, ужасный удар для Бетти. Для вас обеих.