Наследники Лелеску были не во всем похожи на отца. Джиджи позаимствовал у старика только высокий рост. В отличие от отца он был почти лысый и имел склонность к ожирению. Занимался он также спекуляцией продуктами, но в гораздо больших масштабах. Разъезжая по стране из города в город, он скупал все, начиная от черного и красного перца до муки и подсолнечного масла, и перепродавал потом в Бухаресте. Последнее время он специализировался на подсолнечном масле, которое в провинции можно было купить в три раза дешевле, чем в столице. Сначала он вместе с компанией других спекулянтов ездил с фанерными чемоданами, в которых были спрятаны бидоны, по Олтении и Банату, где они скупали масло у частников прямо из-под пресса. После национализации по всей стране еще много оставалось подобных прессов, так называемых крестьянских маслобойных жомов, которые благодаря низкой производительности не попали под указ о национализации. Однако на самом деле эти крестьянские жомы представляли собой иногда настоящие маслобойки, оборудованные современными машинами.
Через некоторое время Джиджи Лелеску и Шмилович решили, что подобные путешествия с чемоданами невыгодны и весьма рискованны. Несколько раз Джиджи Лелеску и его товарищам из-за внезапных проверок милиции, особенно на Северном вокзале в Бухаресте, приходилось прыгать с поезда, бросая свои чемоданы. В конце концов Джиджи решил обосноваться в одном маленьком городке в Банате. Там он установил связь с кладовщиком на железнодорожной станции и проводником почтового вагона и стал трижды в неделю отправлять бидоны, забитые в ящики, к Шмиловичу в Бухарест. Все это происходило в пятидесятом — пятьдесят втором году, когда государственная промышленность не могла удовлетворить потребности населения в подсолнечном масле и у магазинов стояли длинные очереди, собиравшиеся еще с ночи. Сначала Джиджи Лелеску жил в гостинице, а потом, так как он имел дело с одними и теми же людьми, один из хозяев жома предложил ему поселиться у него. Вследствие этого Джиджи очень редко приезжал в Бухарест. Джиджи был единственным членом семьи Лелеску, который оказывал Франчиске знаки уважения, и, когда бывал в Бухаресте (а это за последнее время случалось все реже и реже), он приглашал ее в театр или на прогулку, и хотя постоянно получал отказ, тем не менее продолжал приглашать ее, пытаясь подражать манерам светского человека, что ему порой и удавалось. Хотя из всех детей старика Лелеску один Джиджи сам содержал себя, отец не мог его выносить. Часто, когда Джиджи приезжал на несколько дней в Бухарест, старик ссорился с ним, а порой и бил его (старик обладал необычайной физической силой). Джиджи никогда не оказывал сопротивления и почти не отвечал отцу, чем и заслужил ненависть и презрение брата и сестры, которые интуитивно чувствовали его мягкотелость. После нескольких лет спокойной и доходной торговли он женился на бывшей жене одного из хозяев маслобойки, которая бросила мужа, когда из-за налогов он закрыл свое предприятие, и окончательно обосновался в провинции.
Мелания, высокая, хорошо сложенная, чуть полноватая, с правильными чертами лица, выглядела почти красивой. Только во взгляде у нее была какая-то суровость. В квартире, которую занимала семья Лелеску, ей принадлежала комната. Любовником Мелании был грек, отец троих детей, проживавший со своим семейством в доме во дворе. У этого грека была необычайно белая и мягкая кожа и жесткие курчавые волосы. Их связь была известна всем и считалась законной, так что любовники даже гордились друг другом. Основой их союза была неприкрытая, даже вызывающая чувственность, и поскольку любовники не скрывали своей удовлетворенности друг другом, то все признали эту связь и даже поощряли ее. Единственным человеком, не желавшим помириться с этим, была жена грека, маленькая, сухая женщина со страдальческим лицом, большими, выцветшими, всегда заплаканными глазами. Она часто целыми часами простаивала у ворот, поджидая мужа. Связь Мелании и грека продолжалась несколько лет. В конце концов Мелания вышла замуж за инженера, веснушчатого блондина, которого она подыскала, по всей вероятности, на скорую руку. Все семейство Лелеску и грек, который продолжал жить у них во дворе, приняли его снисходительно, с нескрываемой иронией. Покидая дом, Мелания вела себя вызывающе, а весь двор смотрел на жену грека, ожидая каких-то изменений в ее выражении лица. Но та, маленькая и худая, продолжала, как и прежде, ходить с плотно сомкнутыми губами и глазами, полными слез. Вскоре стало известно, что грек вступил в связь с девчонкой-гимназисткой.
Младший сын старика Лелеску, Пауль, не лишенный привлекательности, с выразительным лицом, холодными глазами, больше других унаследовал от отца все его достоинства и недостатки. Где именно он работал, было трудно сказать, так часто он менял места службы. В тот момент, когда Франчиска поселилась в доме Лелеску, Пауль работал в бухгалтерии больницы Колентина.