Франкенштейн: Мёртвый город

– Ничего не нашёл. Джоко очищал от шелухи каждый початок кукурузы данных. Бил по нему, намазывал маслом, солил и съедал. Чистил онлайновый лук до его последнего слоя. Усмирял каждый байт банана. Резал ломтиками, крошил, нарезал кубиками, пропускал через мясорубку, месил – и вы видите всё, что есть. Джоко поставил бы на это жизнь. Джоко убьёт себя, если что-то пропустил. Убьёт себя жестоко. Варварски. Ещё и ещё раз.

– Прогресс для совершенного порядка, – размышлял Девкалион. – Знание этого названия – это ключ. Зная ключ, мы его найдём.

Глава 47

Поднялся лёгкий ветер, и мистер Лисс назвал его чёртовым ветром, не потому, что в нём дули черти, а потому что он начал заметать следы снегохода. Когда уже казалось, что следы будут стёрты у них на глазах, они увидели через снег огни дома и нашли обратный путь к жилищу Бозмена.

Печальная музыка всё ещё звучала. После того, как мистер Лисс взял обратно с верстака в гараже своё ружьё, он вошёл в дом, в гостиную.

Намми проследовал за стариком, хотя не хотел, потому что боялся монстра, играющего на пианино. Было что-то в мистере Лиссе такое, что заставляло тебя следовать за ним, хотя Намми не понимал, что это. Это было не то, что он иногда грозился отрубить твои ноги и скормить их волкам, если ты не пойдёшь за ним или если ты противишься делать другие вещи, которые он хочет, чтобы ты делал. На самом деле Намми чувствовал себя вынужденным идти за мистером Лиссом, несмотря на угрозы. Возможно, поначалу угрозы были частично тем, что заставляло Намми держаться его, но сейчас это было что-то ещё. Если бы бабушка была жива, она бы знала, что это было, и смогла бы объяснить.

Мистер Лисс в гостиной обратился к пианисту:

– Бозмен был самым депрессивным сукиным сыном из всех когда-либо живших или ты просто не играешь более весёлую музыку из той, которую он знал?

– Убей меня, – сказал пианист, – и музыка закончится.

– Я ничего не хочу больше, чем убить тебя, чтобы ты был мертвее мертвых, – сказал мистер Лисс. – Я убивал каждого грёбаного монстра, которого когда-либо встречал, и их было более чем предостаточно. Но не нужно было самому монстру говорить мне сделать это. Я не тот человек, кому можно указывать. Скажи ему, что это правда, мальчик.

Намми сказал:

– Это правда. Мистеру Лиссу нельзя указывать. Его легко рассердить. Если он будет охвачен огнём и кто-то скажет ему прыгнуть в воду, он может этого не сделать, потому что это была изначально не его идея.

– Чёрт возьми, – сказал старик, – с чего ты это взял, мальчик?

– Это взялось из меня, сэр.

– Да, я знаю, что это взялось из тебя, я слышал, что ты это сказал. Но это взялось откуда-то из глубины тебя, глубже, чем откуда выходит большая часть твоей трескотни и болтовни. Чтобы больше этого не было. Я не просил тебя проводить психоанализ. Я просил тебя подтвердить моё простое утверждение этому угрюмому сукиному сыну.

Как и прежде, руки Слепка Бозмена, казалось, плыли взад и вперёд по клавишам, почти как будто они не извлекали музыку из пианино, как будто вместо этого музыка была в руках, а пианино вытягивало её из них, как земля притягивает молнии к себе во время грозы.

Намми почувствовал себя слегка загипнотизированным плывущими руками, как и раньше. Возможно, мистер Лисс был тоже загипнотизирован, потому что он некоторое время слушал и ничего не говорил.

Но затем старик сказал:

– Если ты хочешь умереть из-за того, что увидел, когда умер Бозмен, почему не убил себя сам?

– Я не могу. Моя программа запрещает самоуничтожение.

– Твоя программа.

– Та, что была установлена мне в Улье, в лаборатории, где я был создан.

– Франкенштейном, – сказал мистер Лисс несколько пренебрежительно. – В Улье.

– Правильно.

– Ты всё настаиваешь на этой истории.

– Это правда.

– И это неправда, что ты марсианин или какой-нибудь кровожадный мерзавец с какой-нибудь другой планеты?

– Это неправда, – сказал пианист.

– Ранее этим вечером мы сожгли сколько-то больших коконов. Ты сделал эти коконы?

– Нет. Я Член коммуны. Коконы делают Строители. Мы все пришли из Улья.

Мистер Лисс обдумывал это всё некоторое время, прежде чем сказал:

– Раньше я хотел тебя убить, но я почему-то подумал, что это плохая идея. Я думаю, что это всё ещё плохая идея, чёрт меня возьми, если я знаю, почему, и со временем у меня появилась значительная уверенность в этом. Так что я тебе скажу вот что: я убью тебя, и ты будешь настолько мёртвым, насколько это возможно, как только почувствую, что это правильно.

Музыка была очень печальной. Намми подумал, что человек может сморщиться, как мокрица, и никогда не расправиться, слушая эту музыку слишком долго.

– Взамен, – сказал мистер Лисс, – ты идёшь с нами, отвечаешь на кое-какие вопросы.

– Какие вопросы? – спросил пианист.