Читаем Франкенштейн. Запретные знания эпохи готического романа полностью

Совершенно иных взглядов придерживались ярые материалисты (те, кто отвергал значимость нематериального духа), такие, например, как французский анатом Ксавье Биша. Биша различал двадцать один вид тканей, составляющих живые системы, и категоризировал их в соответствии с их свойствами, различавшимися по степени «чувствительности» и «сократимости». Он описал их как «данные Богом» фундаментальные силы природы – наравне с гравитацией Ньютона – и утверждал, что с их помощью живая ткань сопротивляется разложению. Этот подход привел к возникновению сильно урезанной формы витализма, в которой Биша определял жизнь как «совокупность функций, с помощью которых организм сопротивляется смерти».

ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ ВИТАЛИЗМ

Самым очевидным кандидатом на роль неуловимой искры жизни было электричество, и казалось, что эксперименты Гальвани, Альдини и др. (см. главу 2) убедительно это демонстрировали: удар электрическим током мог вызывать мышечные сокращения, движения тела, дыхание и даже оживлять (см. страницы 51–59). Адам Уокер, друг Джозефа Пристли, в изумлении заявлял: «Способность электричества вызывать мышечные движения у явно мертвых животных, а также влиять на рост, укреплять выносливость и оживлять погибшую растительность, доказывает его родство с жизненной силой… невозможно не поверить, что это и есть душа материального мира…»

Невидимая субстанция

Британский витализм выглядел более сдержанным и менее радикальным. Выдающийся хирург и анатом Джон Хантер, в сущности, скопировал теорию Бюффона, изложив ее на латыни и заменив понятие matière vive на materia vitae. Его последователь Джон Абернети, преподаватель анатомии в Королевском хирургическом колледже, переработал это понятие в мистическую «жизненную силу» – «невидимую подвижную субстанцию, прилагавшуюся к мышечной структуре или к любой другой форме растительной или животной материи, как магнитное поле – к железу или как электричество – к различным предметам, к которым оно может быть подведено». В концепции Абернети явно предусматривалось место для Бога: что-то же наверняка «приложило» эту невидимую субстанцию ко всему живому. И мистические формы витализма вроде теории Абернети, и причудливые рассуждения натурфилософов спровоцировали в 1793 году ответный удар со стороны материалистов, последовавший в виде лондонских лекций радикалиста Джона Тэлуола о «животной жизненной силе». Тэлуол отвергал всяческую роль сверхъестественного как источника искры жизни, настаивая: «Дух, каким бы благородным он ни являлся, должен быть материальным». Это безусловно противоречивое утверждение вызвало оживленные споры, особенно среди влиятельных молодых поэтов-романтиков, таких как Вордсворт и Кольридж. Они, в свою очередь, передали Шелли некое двоякое отношение к витализму, вступившее в противоречие с категорическим неприятием этого учения доктором и наставником Перси Шелли в области биологии – Уильямом Лоренсом.

От устрицы до человека

Уильям Лоренс (1783–1867) являлся протеже Абернети и его последователем на посту преподавателя анатомии в Королевском хирургическом колледже. Однако, в отличие от своего богобоязненного и консервативного наставника, Лоренс жадно поглощал многие новомодные континентальные философские течения. Он учился в Гёттингенском университете в Германии у выдающегося анатома и антрополога Иоганна Фридриха Блюменбаха и в 1807 году перевел на английский язык его «Сравнительную анатомию». Блюменбах собрал, измерил и классифицировал обширную коллекцию черепов, и его труд внес огромный вклад в краниологию – изучение связи между физическим строением черепа и образом мышления. Это была противоречивая и радикально материалистическая позиция, и Блюменбах опасно приблизился к отрицанию существования души. Лоренс также был знаком с мрачными квазимеханическими теориями Биша (см. выше) и с работой радикального французского физиолога Жюльена Офре де Ламетри, чьи теории, изложенные в трактате «Человек-машина», представляли собой бескомпромиссный механистический подход к физиологии, а людей рассматривали не иначе как «перпендикулярно ползающие машины» (см. страницу 113).

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

От Гомера до Данте. Лекции о зарубежной литературе
От Гомера до Данте. Лекции о зарубежной литературе

Литература – это непрерывный процесс в мировой культуре, и изучение его по разным странам и эпохам не дает полного представления о ее развитии. Чем похожи «Властелин Колец» и «Война и мир»? Как повлиял рыцарский роман и античная литература на Александра Сергеевича Пушкина? Что общего у Достоевского, Шиллера и Канта? На эти и другие вопросы отвечает легендарный преподаватель профессор Евгений Жаринов. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой.Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Литературоведение