Читаем Франкенштейн. Запретные знания эпохи готического романа полностью

Тем не менее мечта продолжала будоражить умы, подогреваемая возродившейся теорией Открытого полярного моря (см. страницу 150), и к 1817 году темой всеобщих разговоров снова стал поиск Северо-Западного прохода. Джон Барроу, чьи беспрестанные усилия вполне соответствовали духу времени, упорно продвигал необходимость такой экспедиции. Мощный и неутомимый британский флот, явно недостаточно используемый после наполеоновских войн, искал себе новые цели и новую славу, в то время как Барроу подогревал имперские претензии с помощью серии будоражащих статей в Quarterly Review. В этих статьях он предупреждал о растущей вероятности неминуемого покорения Арктики российскими исследователями, и даже намекал на вызов, брошенный гордости и мужественности нации. Если Британия не найдет Северо-Западный проход, говорил он, над страной «будет смеяться весь мир».

Именно ориентируясь на этого «имперского мачо», Мэри Шелли очень продуманно вылепила вымышленную версию «барровианского» исследователя. Она почти наверняка знала о Джоне Барроу и о богатой предыстории полярных исследований. Критик Джессика Ричард установила, что Мэри, возможно, читала статьи Барроу в Quarterly Review, тогда как в списке книг для прочтения Перси и Мэри Шелли за ноябрь 1816 год упоминается, что они «читали о старых путешествиях». Из дебатов в прессе по этому поводу становится ясно, что арктические исследования были не настолько простым делом, как представлялось Барроу; он акцентировал внимание на научных доказательствах в пользу своих гипотез относительно Открытого полярного моря и приуменьшал опасности и стоимость таких экспедиций. Возможно, Мэри удалось разглядеть параллель между честолюбивыми замыслами своего главного героя и реального доктора Франкенштейна, готового подвергнуть риску жизни людей в тщеславной погоне за сомнительной научной выгодой; ее выбор места развития сюжета не был случайным.


Карикатура Крукшанка «Выгрузка сокровищ, или Результаты полярной экспедиции!!!», высмеивающая утилитарный характер достижений экспедиций 1818 года.


Характер и поступки Уолтона отражают характер и поступки Виктора Франкенштейна и служат завуалированным намеком на реальных авантюристов. Как и Виктор, Уолтон руководствуется своими амбициями и научным самомнением, хвастаясь оказанием «неоценимой услуги человечеству», и, подобно Виктору, из-за его гордыни ему уготовано возмездие. К концу романа Уолтон в отчаянии пишет: «Мы все еще окружены льдами, и нам все еще грозит опасность быть раздавленными. Холод усиливается, и многие из моих несчастных спутников уже нашли смерть в здешних суровых краях».

На самом деле Уолтона в интерпретации Шелли можно считать воплощением некомпетентности и неудач, вызванных бесчестностью и непорядочностью исследователя. Он отправляется в путь не в то время года и не из того места, руководствуясь лишь желанием совершить новые открытия. Его научные цели (см. страницу 153) выглядят весьма схематичными, а описания событий и обстановки не блещут компетентностью. Часть романа, в которой идет речь о полярной экспедиции, таким образом, может считаться обдуманной критикой имперских претензий и целей арктических исследований. Как пишет Джессика Ричард, «далекую от простого некритического наблюдения за современной дискуссией [Шелли] следует относить к тем, кто подавал свои голоса против возобновления британских полярных экспедиций».

Разрушенные надежды

В последней главе «Франкенштейна» Уолтон со своей командой «затерты во льдах», и им «все еще грозит опасность быть раздавленными». Экипаж умоляет его не рисковать их жизнями, пытаясь идти дальше, если вдруг судно освободится и откроется дорога домой. Уолтон уступает: «…я дал согласие вернуться, если мы не погибнем. Итак, мои надежды погублены малодушием и нерешительностью; я возвращаюсь разочарованный, ничего не узнав». И действительно, судно освободится от ледяных оков, и удрученный Уолтон вернется из Арктики, когда Виктор Франкенштейн испустит последний вздох.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

От Гомера до Данте. Лекции о зарубежной литературе
От Гомера до Данте. Лекции о зарубежной литературе

Литература – это непрерывный процесс в мировой культуре, и изучение его по разным странам и эпохам не дает полного представления о ее развитии. Чем похожи «Властелин Колец» и «Война и мир»? Как повлиял рыцарский роман и античная литература на Александра Сергеевича Пушкина? Что общего у Достоевского, Шиллера и Канта? На эти и другие вопросы отвечает легендарный преподаватель профессор Евгений Жаринов. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой.Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Литературоведение