Франкенштейн

Прошло немногим больше недели после того, как я получил письмо от Элизы и мы с отцом вернулись в Женеву. Моя нареченная встретила меня с непередаваемой сердечностью, но не смогла сдержать слез при виде моего осунувшегося лица, обтянутого пергаментной кожей, и лихорадочного румянца на скулах. Но в ней я также заметил перемены. Элиза похудела и утратила ту великолепную живость манер, которая так привлекала меня прежде; впрочем, ее кротость и глубокое сочувствие гораздо больше подходили для подруги такого несчастного и отверженного, каким стал я.

Но и дома мне недолго удавалось сохранять спокойствие. Здесь все напоминало об Уильяме и Жюстине, и эти воспоминания сводили меня с ума. Когда я погружался в мысли о разыгравшихся здесь одна за другой трагедиях, меня охватывала неукротимая ярость; я то пылал гневом, то погружался в глубокое безразличие. В такие минуты я не мог ни с кем говорить, ничего не видел вокруг и сидел неподвижно, как изваяние, испытывая невероятную опустошенность.

Лишь Элиза могла вернуть меня к действительности; ее нежный голос дарил мне краткий покой, когда я приходил в неистовство, и пробуждал простые человеческие чувства, когда впадал в прострацию. Она плакала надо мной, а когда я приходил в себя, пыталась меня поддержать и твердила о необходимости смириться перед лицом судьбы. Но легко смиряться тому, кто просто несчастен, преступнику же нет покоя и в глубоком сне. Муки совести отравляют ему каждую минуту, и порой в безднах этих мук он находит извращенное наслаждение.

Вскоре после нашего возвращения отец завел речь о моей предстоящей женитьбе на Элизе. Некоторое время я молчал, не давая вразумительного ответа.

– Может быть, у тебя есть иная сердечная привязанность? – наконец спросил он.

– Об этом не может быть и речи. Я люблю Элизу и с радостью жду нашей свадьбы. Действительно – пора назначить тот день, когда я, живой или мертвый, предстану рука об руку с ней перед алтарем.

– Не говори так, сын мой, – возмутился отец. – Мы пережили трудные времена; и теперь нам надо как можно крепче держаться за то, что у нас есть, перенести свою любовь с тех, кого больше нет с нами, на тех, кто жив и в ней нуждается. Любовь и общее горе свяжут нас навеки, а время смягчит боль и отчаяние. И в один прекрасный день на свет появится новое прелестное дитя взамен того, кого нас так жестоко лишили…

Слова моего отца были полны житейской мудрости, но в ушах у меня продолжала звучать угроза чудовища. Да, зная его физическую мощь, зверскую жестокость и невероятное коварство, я невольно признал его почти непобедимым, и когда монстр заявил мне, что будет рядом, когда наступит моя первая брачная ночь, я поверил и смирился с этим, как с роковой неизбежностью. Собственная смерть казалась мне ничем по сравнению с той утратой, которая в скором времени ожидает Элизу.

Так или иначе, но я даже с некоторой радостью согласился с отцом и сказал, что, если моя невеста не возражает, мы могли бы отпраздновать нашу свадьбу уже через десять дней.

«Вот тогда и решится моя судьба!» – подумал я при этом.

Всемогущий Господь! Если бы я хоть на единственный миг заподозрил, какой зловещий план таился в мозгу этого адского существа, созданного моим разумом и руками, я бы скорее бежал из родной страны и провел бы остаток дней, скитаясь бродягой по дорогам, чем согласился на это злополучное бракосочетание. Но монстр словно ослепил меня черным колдовством, и я пребывал в полной уверенности, что смерть грозит только мне.

По мере того как приближался назначенный срок, меня охватывали все более тягостные предчувствия. Однако я скрывал их под напускной веселостью, которая хоть и радовала моего отца, но не могла обмануть пристальный взгляд Элизы. Она трепетно ждала заветного дня, но к этому чувству примешивалась немалая доля страха: ведь то, что сейчас казалось простым и естественным счастьем, в любую минуту могло превратиться в свою противоположность. Грозным напоминанием об этом служили те беды, которые довелось пережить нашей семье в недавнем прошлом.

Приготовления к предстоящему торжеству подходили к концу. Мы с Элизой наносили и принимали необходимые в таких случаях визиты, повсюду сияли радостные улыбки, слышались поздравления. Я, как мог, скрывал терзавшую меня тревогу и вместе с отцом, хоть и без особого энтузиазма, строил планы на будущее.

Благодаря усилиям отца и нескольких женевских юристов часть наследства отца Элизы, чьи дни закончились в австрийской тюрьме, была возвращена его дочери. Теперь ей принадлежало небольшое поместье на берегах озера Комо – вилла Лавенца. Мы решили, что сразу же после свадьбы отправимся туда и проведем наш медовый месяц на берегу прекраснейшего озера, среди роскошной природы.