Франкфурт 939

Учтиво прикрыл за собой дверь и огляделся. Ну и срач. Тут, словно, нет хозяйки. Немытая посуда на столе, на стуле и на подоконнике, заплесневелый хлеб, рядом кувшин. Запах скисшего молока, должно быть, от него. В углу гора грязной одежды. Какой-то таз с водой, над ним мухи. И всякая-всякая-всякая ненужная, непонятная ерунда. Она же мешает нормально ходить по комнате. Заставлено всё, будто в кладовой. Старьё сплошное, полусгнившая мебель, поблекшая утварь, протёртый до дыр ковёр, больше похожий на половик. А это что, чучело для учебного боя? Зачем оно на кухне? Зачем кухня в прихожей? Это ведь кухня?

Посреди в одних штанах мужик с волосатой грудью. Зависть сразу накатила. Саид всё мечтает о подобной мохнатости, но пока что усердно срезает свои пять волосинок. Говорят, чем чаще бреешь, тем больше растёт. Врут, похоже.

Бедняга аж опешил от такого штурма, а как Саида увидел, ещё и покраснел от злости.

– Он упорно долбился.

– Да-да, я заметила. Открыл-то ты, блядь, зачем?!

– Любой бы уже понял, что никого нет дома, но стук не стихал. Вот я и подумал, ты мстишь за то, что разбудил тебя утром. Ты так уже делала, Гайя.

– Впредь можешь не смущаться и ссать в штаны. Ты так уже делал.

– Когда это?

– В младенчестве.

– Что ты взъелась-то? Ничего не случилось.

– Брун, ты идиот? А если бы меня убить пришли?! Мало ли кому я вчера дорогу перешла!

– Мне бы они что сделали?! И хватит орать! – огрызнулся мохнатый, а потом добавил, – Голова болит.

– Чего он хотел?

– Узнать, когда на исповедь придёшь. О душе твоей беспокоится.

– А ты?

– А про меня не спрашивал. Наверно, уже не спасти.

– Что ты ответил?!

– Сказал, у тебя всё схвачено. Ещё два года во грехе, а после в монастырь.

В трущобах все друг с другом так общаются? Их бы ко двору, вот будет потеха.

– Хватит идиотничать.

– Я идиотничаю? Ты зачем этого домой притащила? – он указал на Саида.

– Мой дом – кого хочу, того и таскаю. Это Саид, – Гайя положила руку ему на плечо. Она это специально. Сама-то улыбается, а Брун испепеляет его взглядом. Того гляди, набросится. Ревнует. – У него брата убили. Он отомстить хочет, я помогаю.

– Сука! – рявкнул Брун.

– Следи за словами, – встал на защиту девушки Саид.

– А не то что?

– Ты с ним поосторожней, Брун, он с голыми руками пошёл на мясников, на всех троих разом. Те тоже сперва ухмылялись, потом улепётывали. У одного уже никогда не будет детей, а у другого уха. Восточная хитрость, – Гайя улыбнулась и подмигнула Саиду.

Брун, ругаясь себе под нос, сгрёб в охапку вещи и ушёл. Напоследок громко хлопнул дверью. Со стены что-то свалилось.

– Кто он? – полюбопытствовал Саид.

– Не бери в голову, – отмахнулась грубиянка. – Но если что-то пропадёт, не ищи под кроватью. Давай поглядим, что там с твоей головой.

Саид молил Аллаха, лишь бы она не промывала раны той водой, что в тазе, и Аллах услышал. Она поставила ковш с чистой питьевой водой (без мух) на стол возле чего-то, отдалённо напоминающего еду. Кажется, яичница с… салатом? Или это уже выросло.

– Ай.

– Да не скули ты.

Сама грубая, а руки нежные. Приятное прикосновение.

– Где остальные вещи брата?

– У меня. Тебе они нужны? Там больше ничего ценного.

– Маленький чёрный ключ. Неприметный такой, с палец размером.

– Не было.

– Уверена?

– Да, уверена. Сам потом проверишь. Денег при нём тоже не нашла. Если он носил ключ в мошне, то его забрал убийца. Что он отпирает? Маленький. Наверно, шкатулку с драгоценностями.

– Не бери в голову.

– О, как напрягся. Похоже, этот ключ для тебя важнее брата.

– Чему тут удивляться? Я так и не обрёл брата во Франкфурте. Мы друг другу чужие люди. Я для него лишь морока, навязанная отцом. Он не посвящал меня в дела, держал на расстоянии. У него своя жизнь, в которой мне нет места.

– Я не просила рассказать слезливую историю твоей несчастной жизни. Держи подробности при себе. Зачем ты ищешь его убийцу?

– Он ведь мой брат, я должен отомстить. Если кто украдёт вовсе ненужную тебе вещь, но всё же ТВОЮ, ты скажешь: Ну и пусть, не жалко?

– Ещё чего! Найду ублюдка и переломаю все пальцы.

– Вот видишь.

– А если этот человек сильней тебя?

– И что?

– Ты же умрёшь.

– А жить с презрением к себе, чем лучше?

– Ты мне кое-кого напомнил.

Саид не видит лица, но знает, она улыбается. Голос выдаёт эмоции.

– Отведи меня к месту, где убили брата.

– Зачем?