Франкфурт 939

Вышел и повернул направо. От базилики по главной улице до мельничных ворот и чуть налево. Недалеко, но, чёрт их всех дери, как медленно. Широкая и ровная дорога – откуда тут заторы? Из-за всяких баранов, которые телеги оставляют. И всем приходится тесниться. Им, видите ли, так удобней. Бросил, где захотел и ушёл по делам. У остальных-то дел нет, им спешить некуда. Пора рубить головы за подобное.

Одна с горкой нагружена мешками, аж стенки округлились. Гунтрам достал нож из рукава и порезал мешки, их содержимое посыпались на землю, в самую грязь. Следующая телега – клетки с курами. Схватил одну, размахнулся и об стену. Дерево в щепки, птица свободна. Кудахча, убежала в подворотню.

«Только в трущобы не беги, там тебя не ощипывая слопают».

Кинул ещё парочку. Откуда-то выбежал возмущённый хозяин кур.

– Ты что творишь, урод? – и бросился с кулаками.

Не боец, сразу видно. Как петух машет крыльями и прыгает. Народ вокруг расступился и замер в ожидании потехи. Гунтрам заломал руку, врезал коленом под дых, схватил за волосы и лбом об край телеги. Всё, потехе конец, пошёл дальше, не оборачиваясь на крики-угрозы. Стража? Да он и сам к ним идёт.

Казарма – пятак у крепостной стены, огороженный подсобными постройками и приёмной. С жалобами и обвинениями – туда. Гунтрам обошёл со стороны и попал на плац. Ворота никогда не закрывают, даже ночью.

Вот в самом деле, кто нападёт на стражу? Разве что – Железные! Войдут ночью и тихо всех перережут, откроют городские ворота и впустят войска Оттона. Ещё одна шестерня со сломанным пазом в проржавевшем механизме.

– Эй! Ты кто такой? Сюда нельзя.

– Капитан где? – Гунтрам на молодого стражника глянул лишь вскользь.

– Я те чё сказал? Нельзя сюда. Проваливай. Иди как все, через приёмную.

Да, так куда приятнее, когда тебя не знают. Может, подыграть? Выйти, покрасться тайком, отыскать Бернарда самому.

Ребячество.

– Ты знаешь, кто я?

– Ещё один сынок Арнульфа? Сколько ж вас расплодилось.

У главы объединённого купечества пять сыновей и дочь, но в них ни капли сходства с Гунтрамом. Те рыжие, курчавые и конопатые, а у него чёрные прямые волосы и ни одной веснушки.

– Сюда смотри – перстень тайного советника. Сообразил? Да-да, это я. Где капитан?

– Его нет.

– Так значит, передай стражникам, чтобы разыскали в городе священника по имени Пипин.

– Его и так ищут. Вы уже второй, кто просит.

– А первый кто?

– Храмовник Рене.

– Да ладно! Вот что, разыщи-ка мне и его тоже. А капитану передай, что он нужен в замке. Ах да, Пипина найдёте, ведите ко мне, а не в храм. Понял? Молодец. Выполняй.

Возле приёмной опять столкнулся с куроводом. Тот закудахтал, что есть мочи, но получил кулаком в живот и по морде. Продолжил надрывать горло, лёжа в грязи.

– Это он! Это он!

«Об этом что скажешь, Ингрид? Парень-то занятой и, видимо, не трус, но, похоже, тот ещё засранец. Получил по роже и сразу жаловаться побежала. Ни чести, ни самоуважения. Как тебе мужики, которые не могут за себя постоять и зовут на помощь? Ах да, ещё он вспыльчив. Такие любят бить жён. Сможешь терпеть побои?»

На шум выбежали стражники.

– Вон тот гад!

Гада окликнули, а кто-то даже метнулся следом, но Гунтрам заранее, не оборачиваясь, поднял руку, выставил средний палец. На нём перстень с гербом Франконии.

Может, поэтому так часто узнают на улице?

– Стражник, – обратился он к подбежавшему, – задержать этого человека и взыскать десять пфеннигов.

– В чём он виновен?

– В заторе на главной улице, – ответил Гунтрам, не сбавляя шаг. – Он оставил телегу на дороге.

– Нет такого запрета.

– Ты со мной споришь? Ставить телеги на дороге можно лишь для погрузки-разгрузки. С остальных взымать десять пфеннигов и гнать взашей. Не может уплатить – отобрать товар. Нет товара – забрать телегу. К вечеру получите распоряжение, а пока начинайте разгонять. Завтра проверю, чтоб ни одна не мешалась на дороге. Понял?

– А где их оставлять-то?

– На пустырях и в подворотнях. Да где угодно, лишь бы не на дорогах. Хоть за стеной.

– Только что был на главной улице. Телеги уже в два ряда ставят, ходить невозможно. Надо их разгонять. Если товар грузят – пусть, а остальных наказывать монетой. Думаю, десять пфеннигов в самый раз.

Герцог Эбергард отвлёкся от записки и уставился на Гунтрама.