Читаем Франклин Делано Рузвельт полностью

К концу 1936 года Верховный суд признал законодательную базу «нового курса» неконституционной в семи из девяти рассматриваемых случаев. Раздражение Рузвельта, подогреваемое недавним успехом на выборах, было вполне объяснимым, но его тактика не выдерживала никакой критики. 3 февраля 1937 года ФДР дал традиционный обед в честь судей Верховного суда в Белом доме, но не сделал и намека о своих замыслах. Два дня спустя он представил свои предложения в Кабинете министров, который послушно принял их, а также лидерам Конгресса. Те оказались менее склонны к сотрудничеству. Вице — президент Гарнер также не выказал восторга. Закон о Суде не пришелся по вкусу и другим политикам, включая председателя Судебной комиссии Палаты представителей, вероятно, наиболее значимого из всех, сенатора Бартона К. Уиллера (штат Монтана), который последние четыре года был одним из наиболее надежных сторонников «нового курса». Уиллер еще больше отдалился после грубой попытки купить его поддержку, предпринятой Томми Коркораном (известного как Томми «Пробка»). В то время Коркоран метеором носился по зданию Конгресса, полный энтузиазма, присущего молодому помощнику президента. Он пообещал Уиллеру возможность влиять на мнение одного — двух новых судей Верховного суда, если тот согласится поддержать инициативу президента. Это было все равно, что предложить Шарлю де Голлю несколько медалей за военные заслуги при условии, что он согласится на гегемонию англосаксов. Нет нужды говорить, что такое предложение Коркорана возымело противоположный эффект. Вся сложность заключалась в том, что наиболее ярыми оппонентами выступили демократы — республиканцы в этой борьбе в счет не шли — которые, по мнению Рузвельта, лишь благодаря ему и были избраны, отчего раздражение и бестактность президента только усиливались.

Оппоненты плана «утрамбовки Верховного суда» не то чтобы не видели существования проблемы. Никто не ожидал, что Рузвельт без сопротивления смирится с разгромом его законодательной инициативы в 1935–36 гг. Скорее выбранный им метод посчитали неудачным и — поразительно для столь опытного политика — лишенным тонкости. Их также возмутил отказ президента принять во внимание мнение Конгресса. В результате ряды реформаторов дрогнули. Оппозиция, напротив, действовала весьма сплоченно. Верховный суд значительно усилил свои позиции. В период с 29 марта по 24 мая 1937 года Верховный суд поддержал Закон о минимальной зарплате в штате Вашингтон, Закон о фермерском кредите и положение о коллективных договорах в Законе о трудовых отношениях на железнодорожном транспорте. И, наконец, судьи Верховного суда закрепили победу, приняв Закон о трудовых отношениях и Закон о социальном обеспечении. Можно предположить, что эта волна «прогрессивистских» решений являла собой скорее политическую тактику, чем суровую правовую логику, поскольку многие из них входили в противоречие с ранее принятыми постановлениями. Тем не менее, это выбило почву из-под ног Рузвельта. Принятие решений сопровождалось массированной контратакой по наиболее слабым позициям президента. Он совершил ошибку, предоставив ложные основания для осуществления своего плана. ФДР заявил, что списки кандидатов в Верховный суд необходимо сократить, и, развивая этот тезис, Рузвельт сказал, что судьи преклонного возраста слишком медлительны и вообще некомпетентны. Такое заявление вряд ли расположило к себе верховного судью, которому было семьдесят пять, и который отличался редкой несговорчивостью, или восьмидесятилетнего Брандейса, старейшего члена Верховного суда, настроенного, в целом, вполне либерально. «Ложное основание» возымело противоположный эффект, когда верховный судья Хьюз при поддержке Брандейса и судьи — консерватора Уиллиса Ван Девантера подали заявление в Судебный комитет Сената о том, что Суд способен держать руку на пульсе всех дел и что расширение Суда приведет к еще большим задержкам в принятии решений.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное