Франклин Делано Рузвельт

Тем не менее, переговоры Халла с японскими послами продолжались по требованию последних. Потому, когда без всякого предупреждения было совершено нападение на Перл-Харбор, целиком и полностью можно понять, что президент и Халл восприняли это как предательство. Когда в воскресенье седьмого декабря, в два часа дня (по Вашингтонскому времени и через час после атаки), Номура прибыл в Госдепартамент с целью объявить войну, Халл ответил с оскорбленным достоинством южанина: «За все пятьдесят лет государственной службы я ни разу не видел документа, в котором было бы столько постыдной лжи и искаженной правды – настолько необъятной постыдной лжи и искаженной правды, что я представить себе не мог до сегодняшнего дня, что какое-либо правительство на планете сможет выразить их словами». Рузвельт, большой мастер кратких и запоминающихся изречений, отозвался о седьмом декабря в своем обращении к Конгрессу на следующий день, как о «дате, которая будет жить в бесславии». В своей речи президент просил об объявлении войны Японии (едва ли это было бы сложно), а не Германии или Италии. Это решение оставили за Гитлером – удобно, но неблагоразумно. Несколько дней спустя Германия объявляет войну США. Италия послушно следует ее примеру.

Расходилась ли данное положение вещей с желанием Рузвельта? Крайней точкой зрения является то, что Рузвельт (посредством проекта Мэджик – дешифровки информации японской шифровальной машины, которую американцы на тот момент уже взломали) знал заранее о нападении на военную базу Перл-Харбор, но решил проигнорировать предупреждение, чтобы гарантировать вхождение США в войну. Это совершенный нонсенс. Мысль о том, что самый большой любитель флота из всех президентов США оставил на произвол судьбы восемь линкоров, поставленных на швартовы, чтобы японцы уничтожили их или нанесли серьезные повреждения, абсурдна. Более того, для такого заговора ему понадобилось бы согласие Стимсона и Нокса, а также генерала Джорджа Маршалла и адмирала Гарольда Старка. Кроме того, не было никакого смысла в уничтожении кораблей, пришвартованных у причалов, если их можно было предупредить об опасности и увести в море. Любая, самая безуспешная атака Японии была бы таким же casus belli, то есть формальным поводом к объявлению войны. Но это нападение задумывалось как смертельное и беспощадное, которое, с учетом поражения британцев в районе Сингапура, временно сосредоточило в руках японцев контроль над всеми океанами, за исключением Атлантического.

Так же существует мнение, что за всем случившимся стоит Великобритания. Несомненно, Черчилль горел желанием, во что бы то ни стало, вовлечь США в войну. Когда Черчилль узнал о нападении на Перл-Харбор, он с циничной откровенностью заявил: «В конечном итоге, победа за нами». Причастен ли старый империалист к тому, каким образом США вошли в войну, другой вопрос. События, связанные с Перл-Харбор, привели к величайшим поражениям Британской империи за всю историю ее существования: линкор Prince of Wales и крейсер Repulse оказались на дне океана; Малакка, Сингапур, а вскоре и Гонконг были оккупированы новым врагом. Эти неудачи привели к тому, что начало 1942 года – один из худших периодов в премьерстве Черчилля во время войны.

Более того, вторым по значимости после желания видеть США вовлеченными в войну, было желание, чтобы, вступив в войну, Штаты отдали предпочтение театру военных действий на Атлантике, а не в Тихоокеанском регионе. На пути в Чесапикский залив, на другом линкоре, отправившись туда менее чем через неделю, Черчилль провел большую часть своего рабочего времени в размышлениях о том, как убедить президента. В Белом доме он обнаружил, к своему удивлению и радости, что ломится в открытые двери. Но организация (даже если бы он мог такое устроить) разрушительного нападения на Перл-Харбор вряд ли бы была эффективным методом, чтобы повлиять на это решение.