Можно привести слабый аргумент, что это стало возможным вследствие того, что Рузвельт был единственным главой правительства среди Союзников, который являлся к тому же главой государства. На формальном уровне это могло бы быть в равной степени верно пятьдесят лет назад, но тогда никто бы даже не посмел допустить, что на международной встрече президенту Бенджамину Гаррисону предложили бы возглавить заседание, отодвинув лорда Солсбери, премьер — министра Великобритании того времени. Фактически председательство президента началось с церемонии подписания в Белом доме 1 января 1942 года Декларации Объединенных Наций, а личность и всемирная слава Рузвельта оказали ему в этом неоценимую услугу. Я сомневаюсь, что Черчилль, а тем более Сталин так же легко уступили бы главенство Уилки, не говоря уже о Стимсоне и Фарли, если бы кто‑нибудь из них одержал победу на президентских выборах 1940 года. Стиль руководства Рузвельта внутри государства был гораздо спокойнее, чем стиль Черчилля, более невозмутимый, можно сказать, и, безусловно, несравнимо менее авторитарный, чем у Сталина.
На первой результативной встрече политических и военных представителей высшего эшелона власти двух стран — речь идет о Первой Вашингтонской конференции (конференция Аркадия) в декабре 1941–январе 1942 гг. — американская сторона пришла в изумление от беспрерывной суматохи британских секретарей, торопливо снующих из зала и обратно с тяжелыми красными вализами для официальных бумаг, которыми министры Великобритании пытаются впечатлить мир, продолжая использовать их в качестве исторических символов великих имперских обязательств. Сегодня эта традиция вызывает легкое недоумение у коллег Великобритании по Европейскому Союзу. Британцы, со своей стороны, были поражены атмосферой относительного спокойствия в стане американцев, а так же тем, что Рузвельт работал в гораздо более обособленной манере, чем Черчилль. Они здраво отнесли это не к апатичности, но к уверенному стилю руководства президента. В дневниках фельдмаршала лорда Аланбрука, начальника Имперского генерального штаба Великобритании с 1941 по 1946 гг., читаем иногда восторженные, но чаще критические строки, в частности о том, как он был вынужден просиживать на ночных заседаниях с Черчиллем несколько раз в неделю, а также составлять мириады протоколов по просьбе премьер — министра.
Рузвельт встречался со своим начальником Генштаба генералом Джорджем Маршаллом не чаще нескольких раз в месяц, и никогда ночью, и редко просил его составлять протоколы, только лишь по случаю, для периодического официального утверждения. На деле оба начальника практически всегда в спорах со своим политическим начальством добивались своего, хотя Аланбруку с Черчиллем, которого он считал гениальным политиком и некомпетентным военным, приходилось спорить намного больше.
Тем не менее, Рузвельт никогда не выпускал из своих рук стратегию, и в дальнейшем ходе войны его влияние в Западном альянсе постоянно возрастало. Сначала Черчилль, если не по форме, то по сути, овеянный ореолом военной славы, в то время как Рузвельт занимался своими внутренними проблемами, мог претендовать если не на некоторое превосходство, то, по крайней мере, на равную позицию в этом дуэте. Так было на Первой Вашингтонской конференции (конференции «Аркадия») и, вероятно, на начальном этапе визита Черчилля в Гайд — Парк и Вашингтон в июне 1942 года. Однако в середине этого второго визита стало известно, что тридцатипятитысячный британский гарнизон в Тобруке — крепости в Восточной Киренаике — капитулировал, тем самым сведя на нет победы генерала Уэйвелла в Ливийской пустыне Египта и Ливии [73]
. Вследствие этого Черчилль почувствовал необходимость заручиться американской психологической поддержкой; и с этого момента он начал сдавать свои позиции. К конференции в Касабланке в январе 1943 года Соединенные Штаты постепенно становятся признанным лидером Запада. Несмотря на это, генерал Маршалл и военный министр Стимсон считали, что Великобритания хитростью вынудила их принять «средиземноморскую», или балканскую, стратегию, вместо того чтобы избрать собственную, более сильную, и нанести удар по врагу во Франции [74], у выступа Западного вала (между Кале и Гавром). Однако именно Рузвельт выступил в роли главной свахи, пытаясь свести во временный брак без любви французских генералов де Голля и Жиро. Впервые фраза «человек блестящий — блестящий от носков сапог до верха голенищ» была высказана в отношении фельдмаршала Хейга, командующего британскими войсками во Франции во время Первой мировой войны. Но она как нельзя лучше подходит для описания Жиро. Де Голль быстро «съел» предполагаемого партнера. С гораздо более впечатляющим результатом Рузвельту удалось уговорить Черчилля поддержать его неожиданно провозглашенную доктрину о безоговорочной капитуляции, которая, по неоднозначной оценке Эйзенхауэра, затянула войну на срок от двух до трех месяцев.