Франклин Рузвельт

Самым взрывоопасным был вопрос о трагической судьбе поляков, убитых, как доказывали немцы, по приказу Сталина. Нацистские главари использовали полученные данные, чтобы противопоставить их распространявшейся по всему миру информации о зверствах гитлеровцев. Страшная находка была для них подарком судьбы. Волей кошмарного случая коммунистическая злодейская акция была доказана злодеями, воевавшими по другую сторону фронта. Разоблачение, о котором гитлеровцы растрезвонили по всему миру, имело цель внести раскол в антигитлеровскую коалицию.

Черчилль и Рузвельт оказались в крайне щекотливой ситуации. Премьер польского эмигрантского правительства Владислав Сикорский потребовал от них объяснений и действий. Западные руководители отлично понимали, что в данном случае нацистская пропаганда не лжет, как ей это было обычно свойственно, и существуют убедительные доказательства преступления, совершённого советской стороной. Но признание их достоверными сокрушительно подорвало бы престиж СССР в общественном мнении США и Великобритании, крайне затруднило бы дальнейшее сотрудничество со Сталиным.

Черчилль, посоветовавшись с Рузвельтом, попытался внушить польским деятелям необходимость «рационального подхода». Не опровергая сделанных немцами заявлений, он убеждал: гитлеровская пропаганда пытается посеять рознь между союзниками (что соответствовало действительности) и не в их интересах давать польским деятелям заходить слишком далеко в своих претензиях к Сталину, несмотря на то, что речь шла о расстреле в Катынском лесу, а также в других районах СССР почти двадцати двух тысяч их соотечественников ^{619}.

Польский вопрос во взаимоотношениях с СССР особенно осложнялся в связи с тем, что в США проживало около шести миллионов поляков, большинство которых традиционно поддерживали Демократическую партию. Президент должен был считаться с их мнением, не отталкивать эту часть избирателей от себя, что требовало немалой эквилибристики.

Трудно согласиться с А. И. Уткиным в том, что союзнические отношения с СССР в 1943 году дали трещину ^{620}, но можно считать достоверным тот факт, что Рузвельт несколько охладел к советскому лидеру (правда, на очень краткий срок). Президент задумывался над тем, не следует ли присоединиться к «балканскому варианту», не является ли ошибкой выдвигавшийся им самим план «четырех полицейских» (США, Великобритания, СССР и Китай), которые после войны будут следить за мировым порядком, чтобы не допустить новых вооруженных конфликтов. В том случае, если всё же будет осуществляться план высадки в Северной Франции, говорил Рузвельт, войска Объединенных Наций должны быть готовы войти в Берлин не позднее советских.

О некотором охлаждении во взаимоотношениях свидетельствовали отзыв из США М. М. Литвинова и замена его в 1943 году молодым, рвущимся наверх дипломатом А. А. Громыко, который попал в Наркоминдел только в 1939 году из академического института в ходе так называемого молотовского призыва, после того как многие сотрудники внешнеполитического ведомства были истреблены в годы Большого террора. Перед назначением поверенным в делах Громыко, работая советником посольства, посылал доклады Молотову через голову своего руководителя.

О подходе Громыко к советско-американским отношениям свидетельствует его пространное письмо Молотову от 14 августа 1942 года. Он докладывал наркому: «…несмотря на требования миллионов американцев открыть второй фронт в Европе в 1942 году, нет признаков того, что правительство США серьезно готовится к этому… среди командного состава армии США сильны антисоветские настроения. Подавляющее большинство генералов питало надежду, и еще сейчас ее не оставило, на истощение и гитлеровской армии, и Советского Союза… Еще хуже (куда уж хуже!) настроения среди командного состава флота США». Письмо советника посольства, явно извращенно толковавшее и политику США, и общественные настроения, было резко раскритиковано американским отделом Наркоминдела, давшим на него отзыв: «…тов. Громыко, делая очень ответственные заявления, не подкрепляет эти заявления фактами» ^{621}.

Рузвельт несколько раз принимал Громыко, но найти с ним общий язык не смог. Не зря этот деятель позже получил прозвища «Господин Нет», «Угрюмый гром» и т. п. Он действовал крайне осторожно, точно следовал букве сталинских указаний, не допуская ни одного самостоятельного слова. Его назначение отнюдь не способствовало укреплению дружеских чувств Рузвельта к СССР

И всё же во второй половине 1943 года позиция Рузвельта относительно восточного союзника опять несколько смягчилась. Этому способствовал, в частности, доклад начальника Управления стратегических служб У. Донована, в котором намерениям СССР давалась в целом позитивная оценка: он будет верен союзническим обязательствам и, главное, не намерен идти на сепаратные переговоры.