Рузвельта особенно встревожило отношение Сталина к Варшавскому восстанию 1 августа — 2 октября 1944 года, организованному представителями польского эмигрантского правительства в Лондоне. Несмотря на героическое сопротивление варшавян, оно было подавлено, а Варшава почти полностью разрушена гитлеровцами. Рузвельт и Черчилль обращались к Сталину с просьбой хотя бы разрешить американским и английским транспортным самолетам посадку на советской территории после того, как они сбросят повстанцам оружие, боеприпасы и продовольствие, но получили отказ: «Рано или поздно, но правда о кучке преступников, затеявших ради захвата власти варшавскую авантюру, станет всем известна. Эти люди использовали доверчивость варшавян, бросив многих почти безоружных людей под немецкие пушки, танки и авиацию. Создалось положение, когда каждый новый день используется не поляками для дела освобождения Варшавы, а гитлеровцами, бесчеловечно истребляющими жителей Варшавы» {717}. В это время Сталин готовил находившийся в Люблине просоветский Польский комитет национального освобождения (ПКНО) к превращению в варшавское правительство. Как показали современные исследования, за поражение восстания несут ответственность и советская сторона, не оказавшая ему никакой помощи, и англо-американские политики, пытавшиеся использовать плохо подготовленное выступление для предотвращения создания в Польше коммунистической власти.
Посол США в Москве А. Гарриман информировал президента о потрясающих переменах в отношении к американцам, находящимся в советской столице. Всё становится проблемой, докладывал Гарриман, начиная с выездных виз для русских женщин, вышедших замуж за граждан Соединенных Штатов, и завершая отказом помочь в розыске американских военнопленных в занятой советскими войсками Румынии {718}.
С реалиями приходилось считаться. 11 января 1945 года на встрече с лидерами фракций обеих партий в сенате Рузвельт искренне делился с парламентариями своими опасениями. Русские, говорил он, обладают всей властью в Восточной Европе. Идти на разрыв с ними нельзя, необходимо использовать все возможные политические каналы, все пути влияния, чтобы улучшить ситуацию {719}. Совершенно очевидно, что президент размышлял о способах оказать давление на Сталина во время второй встречи «большой тройки».
Двадцатого января состоялась инаугурация. В связи с состоянием здоровья президента она впервые проводилась не на Капитолийском холме, перед зданием конгресса, а на лужайке Белого дома. Также впервые не было военного парада — решили, что в условиях войны устраивать его слишком дорого. Речь Рузвельта продолжалась всего пять минут. Ключевыми в ней были слова, сказанные когда-то американским поэтом и философом XIX века Ральфом Эмерсоном. Рузвельт обратился к нации: «Мы научились быть гражданами мира, членами человеческого сообщества. Мы научились простой истине, которую сформулировал Эмерсон: единственный путь иметь друзей — это быть другом» {720}.
Через два дня после инаугурации президент тайно покинул Белый дом и из военной гавани Ньюпорт-Ньюс на крейсере «Куинси» вновь отправился за океан в сопровождении большой группы государственных деятелей, в том числе сотрудников Госдепартамента во главе с Стеттиниусом [44].
Вместе с Рузвельтом находилась и дочь Анна — теперь, учитывая состояние его здоровья, крайне необходимо было постоянное присутствие не только врачей, но и кого-либо из членов семьи. Да и Анну отец выделял из всех детей, считал ее по-особому близкой, — может быть, потому, что она была его первым ребенком и единственной дочерью. Теперь, когда рядом с Рузвельтом не было таких помощников, советчиков и собеседников, как Луис Хоув и Мисси Лихэнд, их место в значительной мере заняла дочь, понимавшая его с полуслова.
Тридцатого января на корабле отметили 63-й день рождения Рузвельта. Изобретательная Анна придумала своеобразный подарок: вечером к ужину были поданы три небольших торта, символизировавших три президентских срока, затем, после паузы, еще один, больший по размеру, и, наконец, после еще одной паузы, самый маленький, на котором кремом был нарисован вопросительный знак — намек на пятое президентство. Разумеется, это была лишь попытка приободрить отца. Анна, женщина разумная, безусловно чувствовала, что он вряд ли доживет до завершения четвертого срока.
Второго февраля крейсер прибыл в столицу Мальты Валлетту. Здесь к команде Рузвельта присоединился Черчилль со всем своим штабом. Несмотря на накопившиеся разногласия между двумя лидерами, ибо Черчилль не желал расставаться с британскими имперскими амбициями, а Рузвельт стремился к фактическому разрушению империи и резкому усилению мирового влияния США, состоялся почти семейный ужин, на котором присутствовала не только Анна, но и дочери британского премьера Сара и Кэтлин.