Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями)

Японцы так быстро распространились в южной части Тихого океана и покончили там с сопротивлением противостоящих сил, что союзники не только не противопоставили им контрстратегию, но не успели даже создать эффективное командование для претворения ее в жизнь. Разбросанные на обширной территории Бирмы, Малайи, Голландской Ост-Индии и на Филиппинах объединенные штабы во главе с Уэвеллом, призванные управлять американскими, британскими, голландскими и австралийскими войсками, действовали разрозненно, хотя Уэвелл и стремился подчинить их единому командованию. Имея приказ удерживать Малайю, Бирму и Австралию и даже «при малейшей возможности предпринять наступление» против японцев, британский генерал обнаружил, что и на бумаге не имеет власти заменить подчиненных военачальников, получивших право связываться непосредственно со своими правительствами. Эта непрочная командная структура оказалась не способной выжить не то что в обстановке поражений, но, возможно, в условиях успешной борьбы.

Возвышенная цель Рузвельта — создать единое командование силами Объединенных Наций — крошилась под воздействием поражений. По мере того как японцы продвигались на юг, усиливалась тревога Австралии за судьбу ее незащищенных прибрежных городов. Премьер-министр Джон Кертин не без оснований опасался, что англичане не сумеют укрепить оборону Малайи, которую держали также австралийские пехотные части и их авиаэскадрилья. В чрезвычайной ситуации он связался прямо с Рузвельтом, минуя Черчилля. «Войскам в Малайе необходимо воздушное прикрытие, — телеграфировал он в Вашингтон через день после Рождества, — иначе произойдет повторение провалов в Греции и на Крите, а над Сингапуром нависнет серьезная угроза». Падение Сингапура изолирует Австралию от Англии. Подкреплений Лондона для Малайи совершенно недостаточно, жаловался австралийский премьер Рузвельту.

На следующий день Кертин сделал заявление о независимости Австралии от Великобритании в военной сфере и постарался придать этому заявлению максимальную огласку:

— Не сдерживая себя никакими условностями, я заявляю совершенно открыто, что Австралия обращается в сторону Америки без всяких угрызений совести в отношении наших традиционных связей с Соединенным Королевством.

Декларация Кертина поставила Рузвельта в политические тиски между Лондоном и Канберрой, но он все-таки ободрил в военном отношении напуганных австралийцев. Через неделю после Пёрл-Харбора Маршалл вызвал в Вашингтон 51-летнего штабного офицера Дуайта Д. Эйзенхауэра и поручил ему выработать общий план действий по Тихоокеанскому региону. Быстро оценив обстановку, Эйзенхауэр пришел к выводу, что одновременно с усилиями, призванными помочь Макартуру удержать Лусон, Соединенным Штатам следует оберегать коммуникации, связывающие их с Австралией, и создать там свою военную базу. Стимсон одобрил план — частью из-за того, что опасался слишком явного стремления флота оставить Дальний Восток, пока адмиралы накапливали силы. Он считал, что союзники, если они будут вытеснены с Филиппин и Сингапура, смогут отступить на Ост-Индию и в Австралию, «а в сотрудничестве с Китаем, если помочь ему выстоять», нанесут «эффективные контрудары по Японии». Рузвельт одобрил этот план и вскоре пообещал Кертину значительные подкрепления.

Помочь Китаю выстоять — стержень плана союзников. В дни Пёрл-Харбора Чунцин явился фактором как созидания, так и раскола Объединенных Наций. Черчилль признавался в Вашингтоне, что преувеличивал, кажется, значение Китая. Рузвельт, по его мнению, считал боевой потенциал Китая равным английскому и даже русскому. Черчилль предупреждал Рузвельта, что в США преувеличивают потенциальный вклад Китая в мировую войну. Президент энергично возражал против этого, вспоминал позднее Черчилль. Что случится, спрашивал он британского премьера, если 500 миллионов китайцев пойдут по тому же пути, что и Япония, и приобретут современное вооружение? Черчилль ответил, что его больше беспокоит нынешняя война. Заверил Рузвельта, что «конечно же будет всегда доброжелателен и корректен в отношении китайского народа», который вызывает у него «как раса восхищение и симпатию», но все же оставался при своей точке зрения. Если выразить в одном слове урок, который он вынес из Соединенных Штатов, говорил Черчилль позднее, то это слово — «Китай».