Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями)

Рузвельт надеялся, что избежит обсуждения политических проблем в Касабланке и сосредоточится на военных. Однако в ходе конференции над ним довлела весьма серьезная проблема — французская фракционность. В конце конференции президент выступил с доктриной, которая имела далеко идущие политические последствия.

Призрак де Голля присутствовал на конференции с самого начала. Для многих участников французского подполья, партизан «Свободной Франции», он оставался гордостью, хотя и строптивой, а также символом французского Сопротивления. Он мог свободно взывать к возвышенным идеалам патриотизма и величия Франции, в то время как Жиро и другим французским деятелям в Африке приходилось идти на компромиссы с англо-американскими оккупантами, вишистами и превратностями военной обстановки. Эйзенхауэр, не имевший политического опыта и получавший противоречивые указания от Государственного департамента, предоставил офис Марселю Пейрутону, вишисту, противнику Лаваля. В США и Англии вновь зазвучали голоса протеста. Рузвельт называл Дарлана временной необходимостью, но теперь был избавлен от него убийцей. Однако либералы возмущались: почему он и Черчилль все еще заигрывают с коллаборационистами в войне против фашизма?

Считаясь с этими протестами, хотя и делая вид, что они его не волнуют, Рузвельт видел очевидный выход из положения в организации встречи в Касабланке де Голля и Жиро, с тем чтобы они могли прийти к согласию о формировании временного руководства на период борьбы французов за освобождение страны, восстановление республики и — в качестве нового стимула — за руководство, выражающее интересы французского народа. Эйзенхауэру не составляло труда подготовить для этого «жениха» Жиро, однако «невеста» в Лондоне оставалась неприступной и надменной. У де Голля на это были основания: он презирал Пейрутона и всю свору вишистов и пораженцев. Кроме того, хотел, чтобы символ власти и славы Франции не был замаран соглашением о прекращении огня и связями с вишистским режимом, чтобы этот символ мог защищать интересы Франции как от врагов, так и от союзников до полного освобождения страны. Он действительно стремился — и просил об этом — встретиться отдельно с Жиро, но идею вынужденного визита в англо-американский лагерь для общения с другими французами считал глубоко оскорбительной.

Но Рузвельт и Черчилль в равной мере были полны решимости заставить де Голля приехать в Касабланку. Черчилль просил Идена в Лондоне передать генералу, что, если он не приедет, президент и премьер будут вести дело без него и игнорировать его движение. Де Голль приехал против своей воли, но сохранял строптивость. В переговорах с Черчиллем и Жиро оставался крайне неуступчивым; не собирался иметь дело с Жиро, пока в Алжире находились представители вишистского режима. Генерал требовал высшего политического контроля, в то время как Жиро, будучи вторым лицом в руководстве, мог бы командовать возрожденной французской армией. Американцы столь не доверяли де Голлю, что Майк Рейли и другие агенты службы безопасности стояли с оружием в руках за дверями комнаты Рузвельта, пока французский генерал выступал со своими гневными тирадами. Тем не менее никакого соглашения не достигли.

Теперь этот долговязый субъект вызывал негодование у Рузвельта и Черчилля. Президент говорил приятелям, что де Голль сравнивал себя в одном случае с Жанной д'Арк, а в другом — с Клемансо. Это преувеличение, но де Голль самим своим поведением выставлял себя в карикатурном виде в глазах других лидеров — он и был персонажем карикатуристов. И все же Рузвельту и Черчиллю приходилось восхищаться французом. Президента завораживал его благородный вид. Черчилль не мог не задуматься над тем, почему этот надменный человек, беженец, эмигрировавший из своей страны под угрозой смертного приговора, совершенно зависимый от доброй воли англичан и американцев, без средств и опоры, все-таки бросал вызов судьбе.