Большинство этих факторов, несомненно, сыграли свою роль, но, возможно, главный фактор — пропасть между обещаниями и реальностью, которая неуклонно расширялась в течение 1942-го и 1943 годов. Империализм, национализм, революции и идеологии — все эти долговременные факторы нестабильного мира заранее просчитывались прагматичными политиками. Но самое поразительное в откладывании западными союзниками сроков открытия второго фронта и в политике Советов относительно Польши — контраст между «реальной политикой» этого рода и обещаниями, заявлениями и идеалами, касающимися Объединенных Наций. На короткий период Второй мировой войны демократические и коммунистические страны объединила эйфория надежд и идеализма в отношении человеческого братства, общих целей, жертв и побед. Но за фасадом единства государственные деятели следовали «реальной политике» и отстаивали национальные интересы. Порожденный этим цинизм стал питательной средой для краха после войны иллюзий и единства. Откладывание сроков открытия второго фронта более чем какой-либо другой фактор породило гнев и цинизм Советов. Если англичане и американцы планировали высадиться во Франции, если войну будет выигрывать Германия или Россия (операция «Кувалда»), не доказательство ли это, что Запад, какие бы он ни выдвигал возражения, следовал стратегии взаимного обескровливания России и Германии до полной гибели? К середине 1943 года большая коалиция выплавлялась в котле нарушенных обещаний и рухнувших ожиданий.
В 1943 году нигде в мире пропасть между действительностью и ожиданиями не разверзлась столь явно и зловеще, как в Китае. Нигде война и надежды Рузвельта не находились в таком зияющем разрыве.
Проблема Чана — карикатурное отображение проблемы Сталина. Китайцы тоже ожидали открытия давно обещанных второго, третьего или четвертого фронтов. Они тоже ощущали изоляцию от англичан и американцев, отчаянно нуждались в военных поставках, отвлекавшихся в Атлантику и Средиземноморье, возмущались невыполненными обещаниями и отговорками; их принимали во внимание лишь благодаря огромным человеческим ресурсам. В другом отношении внутреннее положение Китая было гораздо хуже советского. Три сотни дивизий Чана все еще держали фронт против японцев. Цены взмывали ввысь по мере того, как печатный станок выдавал новые миллиарды банкнотов. Американский заем, казалось, провалился без следа. Коммунисты последовательно укреплялись в северных районах Китая, давая крестьянам то, чего не в состоянии был дать Гоминьдан: жесткую и требовательную, но честную власть в деревне; меры борьбы против крупных землевладельцев, ростовщиков и других буржуазных монстров; участие в местной власти, коллективные хозяйства, милицию, идеологию равенства, демократии и свободы. К середине 1943 года коммунисты контролировали 150 тысяч квадратных миль территории и 50 миллионов населения.
Рузвельт не оставлял надежд на достижение Китаем больших военных успехов и послевоенное величие этой страны, несмотря на свои приоритеты — сначала Европа, во-вторых, Россия и, в-третьих, Китай. Он понимал также, что помощь Китаю популярна среди американцев. Кроме того, он считал, что «Китай действительно нас любит», и стремился сохранить резервы доброй воли. Полагал, что Китай после войны ждет будущее великой державы, и добивался его дружбы. Гордился доброжелательным отношением в Китае к своей стране и давними связями собственной семьи с Китаем, хотя сам никогда там не был, как и в любом другом месте Азии. Позднее Гопкинс писал: «Соединенные Штаты, хотя и поддержали „политику открытых дверей“, приобрели в Китае за это время абсолютно незапятнанную репутацию. Мы должны ее сохранить».
В начале 1943 года президент нанес сильный удар по дружбе с Китаем — удар, для которого не понадобилось ни единого орудия или бомбардировщика. Первого февраля он обратился к сенату с просьбой ратифицировать договор о ликвидации экстерриториальных прав в Китае. Десятилетиями иностранцы селились и делали бизнес в Китае под защитой собственных законов и судов, своих канонерских лодок и военных гарнизонов, не подпадая под китайские законы и правила налогообложения. В одиннадцатидневный срок сенат ратифицировал договор и покончил с положением, унизительным для Китая и приводящим в смущение Америку военного времени. Британское правительство предприняло аналогичные шаги. Своими действиями, отмечал Чан, «наши союзники провозгласили своей целью в Тихоокеанском регионе поддержку торжества человеческого достоинства и прав человека...». В конце года Рузвельт попросил конгресс аннулировать ограничительные законы против китайцев, предусматривавшие жесткие дискриминационные меры в отношении китайской иммиграции. «Страны, как и отдельные люди, совершают ошибки, — увещевал президент конгрессменов. — Мы должны быть достаточно взрослыми, чтобы признать свои прошлые ошибки и исправить их». И снова законодатели действовали быстро и благожелательно.