В последующие несколько месяцев политику администрации в этом вопросе формировала скорее осмотрительность, чем моральное негодование. Государственный департамент тратил недели на рассмотрение вопросов о визах для беженцев, даже на письменные ответы им. Но каждая потерянная неделя означала гибель тысяч евреев и других узников, числившихся в ужасном реестре смерти Гитлера. В августе 1943 года «Нью-Йорк таймс» опубликовала «список уничтоженных» с подробным перечислением имен уроженцев разных стран: 1 миллион 700 тысяч стали жертвами организованного убийства; 746 тысяч погибли от голода и болезней. Страна и администрация оказались в шоке, но отнюдь не в состоянии созидательного действия. Рузвельт помогал в конкретных ситуациях и подстегивал проведение акций спасения в чрезвычайных случаях, но ему не удавалось решить главную проблему — спасти миллионы евреев, мужчин, женщин и детей, схваченных в глубоком тылу у нацистов и обреченных на газовые камеры.
Одна из причин этого — чрезвычайная трудность решения проблемы. Даже спасение нескольких тысяч евреев в прибрежных средиземноморских странах требовало бесконечных переговоров между местными еврейскими лидерами, Государственным департаментом, министерством финансов и другими учреждениями Соединенных Штатов; переговоров с нейтральными странами, благотворительными организациями и другими заинтересованными органами относительно денег, транспорта, пособий, жилья, а также мусульманской враждебности. Как полагал Рузвельт, вовлечение конгресса в деятельность по изменению иммиграционных законов — весьма трудная задача. Тот факт, что так много иностранцев, подвергавшихся смертельной опасности, и молящих за них лидеров внутри страны — евреи, заставлял Рузвельта нервничать в связи с возможной реакцией конгресса и некоторых групп американцев. Не мог он игнорировать и реакцию мусульманской Африки, тесно связанный с ней в военном и дипломатическом отношениях.
Но главная причина коренилась в военной стратегии Рузвельта. Единственный способ убедить Гитлера пощадить свои жертвы заключался в попытке задобрить его взяткой или вступить с ним в переговоры. Но Рузвельт решительно отвергал это как посягательство на принцип безоговорочной капитуляции. Лучшим способом помочь евреям и другим беспомощным людям он считал победу в войне, как можно более скорую и решительную. Отталкивать такие нейтральные страны, как Испания, отвлекать корабли от главного назначения — доставки военных грузов, возбуждать ложные ожидания и страхи и, сверх того, провоцировать вражду мусульман в странах, где ведутся боевые действия, — все это несовместимо с целеустремленной борьбой Рузвельта за победу в войне.
Те же самые четкие приоритеты определяли сдержанный подход Рузвельта к идее Сиона. Президент уже давно занял осторожную, но сочувственную позицию в отношении мечты о Палестине как родине евреев, хотя полагал, что маленькая страна физически не подходит для расселения большого числа евреев, и демонстрировал интерес к другим вариантам реализации этой идеи: в Камеруне, позднее в Парагвае и еще позже в Португальской Западной Африке — Анголе. В конце 1942 года он вернулся к варианту Палестины.
— Думаю, я сделаю вот что, — говорил президент Моргентау. — Во-первых, назову Палестину религиозной страной. Затем оставлю Иерусалим в том виде, в каком он существует, — под эгидой православной, католической, протестантской и иудейской церквей и объединенного комитетом их представителей для управления городом... Окружу Палестину забором из колючей проволоки... Арабам предоставлю землю на какой-нибудь другой территории Ближнего Востока... Всякий раз, когда мы выселяем араба, вселяется еще одна еврейская семья... Но я не хочу вселять евреев больше, чем то количество, которое в состоянии экономически обеспечить себя... Естественно, если там соберутся девяносто процентов евреев, они будут доминировать в правительстве...
Однако все подобные соображения Рузвельт подчинял нуждам войны, а главной потребностью войны в 1943 году представлялись мир и стабильность на Ближнем Востоке. Каждый раз, когда президент касался этой проблемы, даже если просто принимал у себя сионистов, он получал взрывной эффект в Египте, Сирии или Саудовской Аравии. В 1943 году пытался свести еврейских и арабских лидеров за столом переговоров, но министерство обороны опасалось неблагоприятных последствий этого на Ближнем Востоке. В Квебеке президент и Черчилль решили приостановить усилия с целью убедить стороны вести переговоры. Осенью 1943 года президент склонялся к новой идее — международной опеки Палестины, чтобы превратить ее в подлинную святую землю для всех трех религий, с иудеями, христианами и мусульманами в качестве опекунов. Всегда уверенный в своей способности убеждать людей с глазу на глаз, Рузвельт полагал, что идущую с древнейших времен вражду на Ближнем Востоке можно преодолеть путем переговоров и гуманитарными средствами исцеления. Между тем нацистская машина истребления людей продолжала работать.