Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями)

У нас нет документальных подтверждений ответа Рузвельта Халлу. Возможно, его столь же озадачила телеграмма государственного секретаря, сколько обрадовала. В сущности, новость нельзя отнести к разряду сенсационных, поскольку Советы давно намекали о своем желании присоединиться к войне с Японией после разгрома Германии. Но то, что Сталин сделал такое определенное и важное обещание без политического торга и как бы невзначай, причем скорее Халлу, чем Рузвельту, должно быть, и озадачило президента. Несомненно, он полагал, что пелена таинственности вокруг всего этого скоро спадет, поскольку сразу после триумфального возвращения Халла из Москвы президент отбывал на конференцию с Черчиллем и Чан Кайши в Каире и, как он надеялся, в последующем — на встречу со Сталиным.

В день прекращения огня 11 ноября 1943 года, когда сгустилась тьма, президент, Гопкинс, Лихи, Уотсон и два других помощника не спеша выехали из компаунда Белого дома и направились на базу ВМС в Квантино, штат Вирджиния. Спутники сели на яхту «Потомак», которая, пройдя по спокойной реке определенное расстояние, бросила рано утром якорь в устье Потомака. На заре президент наблюдал на расстоянии 5 миль массивный силуэт линкора «Айова». Вскоре «Потомак» приблизилась к «Айове» и с появлением солнца главнокомандующего без фанфар подняли на специальном приспособлении с палубы яхты на главную палубу дредноута.

В своих апартаментах президент обнаружил карточку, указывающую на то, что помещение является каютой капитана, принимать пищу он будет в кают-компании флагмана, совершать морские прогулки на винтовом вельботе «Ли» и прогуливаться по всему пространству палубной надстройки, вдоль левого и правого бортов линкора.

В целом жизнь на большом корабле текла буднично, за исключением пугающего отрезка времени на второй день плавания. С удобного места рядом со своей каютой президент наблюдал за учебными стрельбами «Айовы». Пятидюймовые орудия производили оглушающий грохот, в то время как дредноут неожиданно изменил курс, дал сильный крен и двинулся дальше со скоростью 31 узел. Офицер на мостике, расположенном двумя палубами выше президентской, перегнулся через поручни и прокричал:

— Эта штука — настоящая! Настоящая!

Гопкинс спросил Рузвельта, не хочет ли он уйти в каюту.

— Нет, — ответил президент. — Где она?

Гопкинс бросился к поручням как раз вовремя, чтобы заметить огромный взрыв в кильватере корабля. Оказалось, это взрыв торпеды, случайно выпущенной эсминцем-эскортом. Адмирал Кинг тут же предложил освободить командира эсминца от должности, но Рузвельт не поддержал его, несомненно следуя соображению, что для бедняги достаточное наказание — открытие, что он чуть не торпедировал корабль с пятью адмиралами на борту.

«Пока все идет хорошо, поездка проходит с полным комфортом, — писал президент дражайшей супруге через несколько дней. — Достаточно тепло, чтобы сидеть в одном свитере поверх рыбацкой рубашки и брюк. Не могу писать о маршруте, но завтра вечером мы увидим Африку, а в субботу утром сойдем на берег... Какое облегчение обходиться без газет...»

Рузвельт ничего не сообщил в письме об инциденте с торпедой, но, возможно, это наименьшая угроза. Пока корабль шел в открытом море, сотрудники службы безопасности установили, что некоторые газеты открыто пишут о местах предстоящих встреч. Очевидно, что места остановок президента могут быть атакованы немецкими самолетами с аэродромов Греции или с других территорий или что нацистские фанатики попытаются совершить покушения, но Рузвельт и Черчилль договорились не менять своих планов. Пройдя пролив Гибралтар, «Айова» направился в Оран. Здесь президента приветствовали Эйзенхауэр и другие военачальники, а также сыновья — Эллиотт и Франклин. Затем Рузвельт пережил сорок восемь напряженных часов: летал вместе с Айком в Тунис; ездил на автомобиле в Карфаген, где провел ночь на вилле с окнами, обращенными к морю; инспектировал звено аэрофотосъемки Эллиотта; осматривал руины Карфагена, сгоревшие танки, взорванные военные склады, противотанковые рвы, нерасчищенные минные поля битвы за Тунис. Совершил перелет по маршруту, пролегавшему вдоль Нила, в Каир, где приземлился 22 ноября утром в понедельник.

Черчилль давно заманивал Рузвельта в Каир — рассказывал о роскошных виллах и садах в тени пирамид, сулил уединение и прогулки в пустыне. Едва ли он преувеличивал. Встретив друга в аэропорту, премьер сопроводил его в большую виллу посла Александра С. Кирка, где президент остановился. Здесь в последующие несколько дней Рузвельт принимал, как какой-нибудь властелин старого времени, посетителей: англичан, египтян, греков, югославов, русских и китайцев.