Франклин Рузвельт. Человек и политик

Он не может дать адекватных ответов на эти вопросы только на основе впечатлений от двухнедельной поездки, да и не пытается это сделать. Американцы, как он почувствовал, представляют собой странную смесь: тут и решимость выиграть войну, и стремление избегать ее невзгод и лишений; эмоциональный подъем в связи с войной – и недостаточное понимание ее сути; постоянное ожидание военных испытаний – и настойчивое желание избежать их.

Внешне война господствовала повсюду. Люди распевали песни «Благодари Бога и вези боеприпасы», «Лицо фюрера», «Он лучший мореход моего сердца», «Я оставил свое сердце у входа в солдатскую лавку», «Ты олух, япошка». Афиши кинотеатров пестрели такими названиями фильмов: «Остров Уэйк», «Конвои в Атлантике», «Один из наших самолетов пропал без вести», «Торпедный катер», «Помни Пёрл-Харбор», «Летающие тигры». Практически все рекламные агентства обыгрывали военную тему. Даже фирма «Мансингвиар» помечала свои платья этикеткой женской вспомогательной службы сухопутных сил США с надписью: «Не говори мне, что выпуклости непатриотичны!» А на упаковке противоблошиного порошка фирмы «Саджент» изображен старина-сержант, восклицающий: «Замеченная блоха все равно что убитая». В театрах пока не шли спектакли на военную тему, но на Бродвее публика воспринимала пьесу Джона Стейнбека «Заход луны» о героизме подпольщиков в оккупированном нацистами городе с энтузиазмом, а пьесу Максуэлла Андерсона «Канун Святого Марка» – как военное произведение.

Часть рекламы содержала скрытый радикализм. «Пан-Америкэн эарвейз» распространяла рекламные плакаты в полный лист, содержавшие ответы Джона Дьюи, Ху Ши и архиепископа Кентерберийского на вопрос: «За какой мир мы сражаемся?» Ответ архиепископа представлял собой радикальную версию рузвельтовских «четырех свобод». Кинодокументалисты создали фильмы «Родная страна» (драматизировал борьбу профсоюзов за гражданские права), снятый по заказу правительства «Генри Браун, фермер» (подчеркивал важную роль негров в военных усилиях страны). Средства массовой информации не всегда поспевали за быстро менявшейся военной и идеологической обстановкой. Кинокомпания «XX век – Фокс» выпустила фильм, прославлявший югославских четников, в то время как генерал Дража Михайлович терял поддержку прогрессивных сил, а партизаны становились все более популярными. Более медленно реагировали на войну писатели. Осенью 1942 года американцы читали «Виктора Гюго» Мэттью Джозефсона, «Добро пожаловать в мой мир» Джеймса Тербера, «Джи-Би-Си» Хескета Пирсона. Но они также читали «Дуэль за Европу» Джона Скотта, «Репрессалия» Этель Вэнс, «Время для величия» Герберта Агара.

В целом – если вообще можно обобщить множество мнений, отмеченных странным сочетанием непостоянства и тупости, – американцы к концу первого года войны эмоционально были настроены воевать, но физически и интеллектуально не были готовы ни победить в войне, ни принять тот мир, что за ней последует. Антрополог Маргарет Мид, попытавшаяся оценить граждан США так же объективно, как и обитателей островов Самоа и Бали, высказывала опасение, что американцы слишком пассивны или правительство, по крайней мере, обращается с ними так, будто они пассивны. Основная сила нации, писала она той же осенью, сосредоточена в американском характере. Даже если характеристика ее туманна, выводы относились к самой сердцевине проблемы всеобщей мобилизации нации. Американцам как нации приходилось почитать своих лидеров почти так же, как самих себя, видеть в них часть самих себя. «Но если война начинает казаться битвой, в которой такие супермены, как Рузвельт, Макартур и Кайзер – отцы нации, сражаются и думают за нас, в то время как мы сами лишь сторонние наблюдатели, возникает опасность, что такая позиция выявит не силу, а слабость американского характера.

«Чтобы выиграть войну, – продолжала Мид, – требуются активные усилия каждого индивида… Правительство должно мобилизовать народ не просто для выполнения приказов, но для участия в великой битве и повышения ответственности за нее. Прежде всего правительство должно говорить правду… Не просто желать побед, а воспитывать победный дух в себе самих».

Маргарет Мид обратилась за примерами к истории: у пуритан практичность сочеталась с верой в божественную силу, – они усматривали в этом сочетании нравственный идеал. Оливер Кромвель, пуританин, вырос на почве англосаксонских традиций: «Веруйте в Бога, парни, и держите порох сухим!»

По совпадению дерзкий 40-летний антрополог высказала то же что престарелый министр обороны Стимсон: война против нацизма должна вестись на моральной основе. Эта основа – именно то, что пытался передать людям Рузвельт в своих речах-проповедях. Разумеется, его личная популярность оставалась на высоком уровне; вопрос в том, помог ли он людям осознать связи между возвышенными, обязывающими символами, такими, как свобода и демократия, с практичными политическими и экономическими предпочтениями американцев, в свою очередь оказывающими влияние на эпохальные решения в ходе войны.