Франклин Рузвельт. Человек и политик

Рузвельт стремился погасить эти споры. Компетентного в истории, президента настолько встревожили ложные параллели, проводившиеся между 1919-м и 1943 годами, что он попросил Халла отложить публикацию сборника дипломатических нот о переговорах между Вильсоном, Ллойд Джорджем и Клемансо. Он добавил, что не следует выпячивать этот сборник, убежденный, что любые планы конгресса в отношении новой лиги следует вырабатывать постепенно и на двухпартийной основе; кроме того, обсуждение их не должно тонуть в мелочах. Но значительная часть сената считала, что конкретность проблемы – ключевой фактор. Республиканцы – сторонники Уилки – добивались более определенного плана. Когда сенатский Комитет по внешним связям принял резолюцию Коннэли, призывающую к участию Соединенных Штатов посредством конституционных процедур в «создании и поддержании международной власти с полномочиями предотвращать агрессию и сохранять мир во всем мире», президент высказался за заявление с еще более общими формулировками.

– Господин президент, – спросили Рузвельта на пресс-конференции в конце октября 1943 года, – отвечает ли резолюция, выпущенная сенатским Комитетом по внешним связям, вашим требованиям (общему характеру формулировок)?

– В этом вся проблема, – отвечал Рузвельт. – Вы попали в самую точку. Что я могу сказать? Ничего. Вы подняли вопрос о специфике языка. Будь мы с вами диктаторами мира, выработали бы язык, подходящий на сто процентов. После этого пришел бы Эрл Годвин и предложил нам что-либо получше.

– Эрл Годвин полагает, что мог бы это сделать, – подтвердил Годвин под общий смех. – Раз уж все дело в словах, глупо тратить время…

Рузвельт прервал его:

– Ну, думаю, сенат имеет право обсуждать это столько, сколько хочет.

– Вот именно, сэр, здесь больше нечего сказать. Но предположим, сенат примет резолюцию, которая обяжет вас в любой момент осуществить вмешательство в Европе, – будет ли президент Соединенных Штатов считать себя связанным этой резолюцией?

– Трудно сказать, она может мне не понравиться.

– Но ведь это воля сената, не какая-нибудь там ратификация документа.

Президент выразился неопределенно:

– Ну, если бы она отражала общие настроения – прекрасно. Я говорил уже, каковы должны быть общие настроения. Наша страна хочет покончить с войной…

К концу 1943 года, однако, развитие событий способствовало выработке Рузвельтом более четкой позиции. В Макинаке республиканцы при умелом консультировании Ванденберга «выразили черным по белому крайне необходимую доктрину, из которой следовало, что американцы, верные институтам и интересам Соединенных Штатов, в равной степени привержены глубокому послевоенному международному сотрудничеству, требующемуся для прекращения военной агрессии…». Халл обнаружил в Москве, как Рузвельт в Тегеране, значительное сближение позиций «Большой тройки» по вопросам послевоенной безопасности. Всегда гибкий в отношении методов и средств, президент сам перешел с упора на регионализм к универсализму Халла.

Рузвельта радовали также успехи международных программ и учреждений военного времени, призванных способствовать международному сотрудничеству. Ленд-лиз, многонациональный комитет начальников штабов и его обширный англо-американский механизм поддержки и планирования, международные сельскохозяйственная и продовольственная программы, распределение всемирных ресурсов, совместная работа в научно-технических областях – активность подобного рода и учреждения, ее олицетворявшие и продвигавшие, отвечали влечению Рузвельта к практическому сотрудничеству и развитию без вывесок и соперничества. В ноябре он подписал соглашение об учреждении Администрации Объединенных Наций по восстановлению и помощи.

– Как в большинстве трудных и сложных периодов жизни, – говорил президент по этому случаю, – страны научатся сотрудничать на практике.

К 1944 году созрели условия для более конкретного планирования послевоенной безопасности. В январе президент ознакомился с документом Государственного департамента, подготовленным экспертами; 3 февраля официально поддержал работу Халла по подготовке планов создания организации Объединенных Наций на основе предложений Государственного департамента; позднее они стали, с незначительными изменениями, собственными предложениями администрации, вынесенными на конференцию в Думбартон-Оукс. Но Рузвельт ни на миг не забывал о потенциальной роли баронов с Капитолийского холма или об амбициях и страстях, которые могли бы повлиять на выборы в ноябре.

МЯТЕЖ БАРОНОВ

Несмотря на рассуждения Рузвельта о необходимости держаться «вне политики», уклониться от избирательной кампании 1944 года было невозможно. Ожидалось переизбрание Баркли, Тафта, Ная и других известных сенаторов, 435 членов палаты представителей и, возможно, самого президента. Ничто в то время не пользовалось большим вниманием – наряду с идеологическими спорами о правах штатов, честных правилах борьбы, об армии и подушном налоге, – чем вопрос об избирательном праве военнослужащих.