Франклин Рузвельт. Человек и политик

Рузвельт попытался преодолеть этот парадокс – в той степени, в какой его ощущал, – путем отделения своей военной роли от политической. Как главнокомандующий он передал выработку основных военных решений Объединенному комитету начальников штабов (ОКНШ) и военным стратегам. Разногласия президента с начальниками штабов по военной политике проистекали не из-за того, что он следовал своим политическим целям, а они – военным, но из-за расхождения во взглядах на корректировку военной политики. Несколько месяцев до и после Пёрл-Харбора он был склонен добиваться укрепления англо-американской мощи как наилучшего средства сдерживания Гитлера, а его военачальники больше интересовались наращиванием военного производства США для перевооружения своих слабо оснащенных войск. Среди самих начальников штабов единства тоже не было. Маршалл считал необходимым сосредоточить сухопутные силы в Англии; Кинг высказывался за концентрацию военно-морской мощи в Тихом океане; Арнолд – за наращивание ВВС повсюду. Но и в этом случае расхождения по военным вопросам между президентом и начальниками штабов имели место на начальном этапе и в середине войны. С ходом войны военное мышление главнокомандующего и начальников штабов сближалось, частью из-за растущего взаимодействия, но главным образом из-за того, что концентрация войск в Англии, а также задачи Советов и США требовали стратегии, которую давно поддерживали начальники штабов, – главного удара по Германии через Францию.

Между тем Рузвельт добивался осуществления некоторых своих целей самостоятельно. Упорно, почти фанатично держался за доктрину безоговорочной капитуляции, когда она вызывала сомнения даже у военных. Не только отвергал попытки поставить эту доктрину под вопрос, но исключал само право военных на это. Такая позиция выглядела несколько странно, поскольку военным надлежало применять эту доктрину на первых этапах сдачи Германии на милость победителей и поскольку доктрина вызвала конфронтацию двух генералов.

Именно он, главнокомандующий, должен координировать политические и военные усилия. Такая координация требовала от Белого дома внутренней сосредоточенности, способности всесторонне анализировать проблемы, избегать скороспелых решений, голого практицизма, упования на целесообразность, поверхностного планирования. Но в той степени, в какой Рузвельт поглощен ролью военного и главнокомандующего, он не занимал взвешенной и полноценной позиции в отношении того, что вызывало противоречия между военными и политиками, краткосрочными и долгосрочными задачами, психологией и практикой, принципами и целесообразностью. И он не имел в Белом доме штата сотрудников, способных помочь выработке такой позиции. До определенной степени ему помогал Гопкинс, но он, как и президент, был очень занят текущими делами, а впоследствии слишком болен и обескровлен, чтобы удовлетворить такие потребности.

И все же, если Рузвельт и его помощники чересчур ревностно стремились к победе, то отчасти потому, что ее хотели американцы. Для большинства американцев, говорил Льюис Мортон, «война была отклонением от нормы, грязным бизнесом, с которым следовало покончить побыстрее… Дебаты о послевоенной политике только осложняли проблему и отдаляли победу. Разбить врага и вернуть домой парней – вот американский подход к войне». И задача сделать военную победу высшей целью страны, продолжал Мортон, одновременно сужает стратегию и обременяет вооруженные силы.

Роль Рузвельта как главнокомандующего разительно отличалась от аналогичной роли Черчилля. Премьер часто встречался со своими начальниками штабов – очень часто по два раза в день – и изводил их рекомендациями, касавшимися планирования и тактики. Как министр обороны он свободно связывался с командующими войсками на различных театрах войны и давал советы относительно проведения боевых операций, хотя, как правило, окончательное решение оставлял за военными. Черчилль более чем Рузвельт склонен вводить новых людей в состав высшего военного командования. Его военные планы и политические цели, вступившие в силу или нет, тесно связаны друг с другом. Рузвельт редко встречался со своими начальниками штабов официально, хотя постоянно поддерживал с ними контакты на индивидуальной основе или через Лихи. Президент редко оказывал на них давление и никогда их не оскорблял. Очевидное следствие этого – значительная автономия ОКНШ, но лишь в рамках совокупности взглядов, выработанных за долгое время общения главнокомандующего с военными из министерств армии и флота.