Франклин Рузвельт. Человек и политик

В то же время как главнокомандующий Рузвельт не колебался в вопросах проведения в жизнь конкретных идей и военных реформ. Лично дал указание флоту взять на себя дополнительный риск по охране конвоев в Атлантике в связи с увеличением военных поставок в Африку. Подвергал сомнению идею Кинга об использовании на крейсерах катапульт в боевых действиях в Тихом океане, а также мнение Нокса и Лихи о преимуществах использования нескольких эсминцев по сравнению с одним тяжелым крейсером при обеспечении боевого прикрытия авианосцев. Предлагал, чтобы авианосцы защищались от воздушных атак камикадзе, монтируя на полетных палубах импровизированные мачты с проводами, которые быстро поднимались и опускались, подобно шарам воздушного заграждения. Дал особые указания армии и флоту относительно ротации личного состава. В такого рода вмешательстве, особенно в дела флота, главнокомандующий действовал скорее как руководитель команды военных, чем как сторонний штатский наблюдатель.

В отличие от своих предшественников он воздерживался от отмены приговоров, вынесенных военным трибуналом. Примечательны исключения из этого. Президента сильно позабавило, когда он знакомился с делом об увольнении со службы в морской пехоте второго лейтенанта: пострадал за то, что позволил сержанту пристрелить для бифштексов «хромавшую» корову вблизи закрытой зоны флота у Гуантанамо. Президент назначил осужденному испытательный срок протяженностью в год:

– Парня нужно приучить не стрелять в коров.

Рузвельта удивило, что командование корпусом морской пехоты осталось недовольно его решением. Назначил также испытательный срок флотской медсестре, которая отлучилась от Норфолка без увольнительной, чтобы провести отложенный медовый месяц с мужем-матросом. Хассет просил проявить к ней милосердие. Несправедливо отказывать ей в просьбе побыть с мужем в медовый месяц, доказывал он.

– Несправедливо с ее стороны уходить в самоволку! – парировал президент.

С самого начала президент стремился укрепить свою роль главнокомандующего. Назначая на должность Лихи, дал ясно понять, что адмирал будет его помощником в этом деле: пусть собирает и обобщает предложения по военным вопросам – накапливает то, «что необходимо и важно, с точки зрения главнокомандующего». Репортеры не вполне понимали: станет ли Лихи начальником штаба стратегического командования Объединенных Наций?

– Он будет начальником штаба при главнокомандующем…

– Он действительно будет начальником штаба?

– При главнокомандующем, – поправил президент среди всеобщего смеха.

– Понятно, сэр.

– Начальником штаба армии и флота, господин президент?

– Нет. При главнокомандующем.

Снова смех.

Круг обязанностей, который определил президент для Лихи до конца войны, настолько предсказуем, что адмирал воспользовался этой должностной инструкцией через несколько лет, чтобы охарактеризовать свою работу в Белом доме. Вероятно, в том, что обязанности Лихи оставались неизменными в течение нескольких лет, нет ничего странного. Кадровый состав администрации Рузвельта оставался на редкость стабильным. В отличие от Линкольна он не тасовал военачальников. Те, кто начинал с президентом работу – Стимсон, Маршалл, Кинг, Арнолд, Лихи, – оставались с ним до конца. Выбыли только Нокс и Старк: первый – из-за кончины, второй – из-за того, что стал жертвой эмоций после Пёрл-Харбора. Даже замена Маршалла Эйзенхауэром больше воспринималась президентом как нарушение сложившейся системы отношений.

Каким же образом в таком случае Рузвельт выходил из этой комфортной системы взаимоотношений, когда того требовали политические и стратегические обстоятельства? Парадокс отношений между гражданскими и военными руководителями, отмечал Уильям Эмерсон, состоит в том, что «в стратегической сфере, во всем, что касается структуры и развертывания войск, политическое руководство должно чутко реагировать на мнения и рекомендации военно-технического характера, но любой ценой формировать и направлять военный аппарат к поддержке и обслуживанию своих собственных целей. „Война, – указывал Клаузевиц, – имеет свою грамматику, но лишена логики“. Составители конституции предоставили президенту, как отмечал Александр Гамилтон, как первому генералу и адмиралу конфедерации, верховную власть и руководство сухопутными и военно-морскими силами, а события с 1787 года, включая революцию в военном деле, бесконечно расширили военные прерогативы и политическую ответственность главнокомандующего. Он мог делегировать другим некоторые из этих прерогатив, но, конечно, не ответственность.