Франклин Рузвельт. Человек и политик

Бирнс оказался бескомпромиссен, как и Уоллис. Когда Ханнеган и Уолкер пришли с дурными вестями, он настоял на телефонном разговоре с президентом, находившимся в Гайд-Парке, и застенографировал его ответ. Разрешал ли президент делать заявления от своего имени на этот счет?

Рузвельт. У меня нет предпочтений ни для кого, я так и говорил им. Нет, у меня нет предпочтений.

Почему Ханнеган и Уолкер цитируют президента в том духе, что он поддерживает Трумэна или Дугласа?

Рузвельт. Джимми, все это не так. Я им этого не говорил. Об этом они мне говорили.

Он не стал высказываться в пользу кого-либо. Бирнс снова попытался добиться четкого ответа.

Рузвельт. Нам нужно быть чертовски осторожными в выборе слов. Они интересовались, есть ли у меня возражения против Трумэна и Дугласа; я сказал, что нет. Это отличается от слова «предпочтение»…

И закончил разговор просьбой к Бирнсу баллотироваться на пост вице-президента.

К тому времени, когда демократы собирались на свой съезд в Чикаго, они оказались в состоянии некоторого смятения. Пока партийное руководство трясла лихорадка в связи с выдвижением кандидата в вице-президенты, делегаты пребывали в обычном состоянии неведения. Бирнс обеспечил своей кандидатуре столь основательную поддержку, что сенатор из Миссури уже не мог сыграть предназначенную ему роль темной лошадки номер один. Ханнеган и его друзья пытались вывести из борьбы Уоллиса, не включая в избирательный список Бирнса. Энергично помогал Уоллису Хиллмэн, но держал наготове запасную позицию для перехода на сторону Трумэна. Икес работал как для Дугласа, так и для Трумэна, – некоторые считали, что для себя, Икеса. Перед началом съезда президент сделал остановку в Чикаго на пути поездом в Сан-Диего и осложнил ситуацию: вновь написал карандашом записку с выражением поддержки Трумэну и Дугласу – или с намерением показать, что пытается руководить съездом, либо запутать ситуацию.

Уоллис располагал мощным оружием – письмом, которое написал для него президент председателю съезда: «Я питаю к нему симпатии, уважаю его. Он мой личный друг. По этим причинам я лично голосовал бы за его повторное выдвижение вице-президентом, будь я делегатом съезда». Однако письмо завершалось замечанием, что решение вопроса остается в компетенции самого съезда. Некоторые восприняли письмо как поцелуй, адресованный покойнику; другие гадали, выведет ли оно вице-президента в лидеры борьбы. Могло бы, если бы Ханнеган и компания в конце концов не освободили Трумэна от обязательств перед Бирнсом. Рузвельту, теперь уже в Сан-Диего, тоже приходилось участвовать в политических маневрах на съезде. После того как Ханнеган собрал в номере знаменитого отеля «Блэкстоун» Трумэна, Уолкера, Флинна и чикагского босса Эдварда Дж. Келли и затем позвонил президенту, Рузвельт спросил:

– Вы уже обеспечили поддержку этому парню?

Ему ответили, что нет. Трумэн все еще не верил, что президент предпочитает его Бирнсу и Уоллису.

– Ладно, скажите сенатору, – сказал президент, – что если он хочет развалить демократическую партию, оставаясь в стороне, то может это сделать. Но он знает, так же как и я, чем это может кончиться в наше опасное время…

Наконец, убедившись в поддержке президента, Трумэн попросил Бирнса дать ему свободу действий. На первом этапе голосования Уоллис уверенно лидировал, опережая Трумэна, Бэнкхеда и Баркли, но чикагские боссы и бурбоны юга объединились на следующем этапе голосования, чтобы вывести вперед Трумэна. Еще раньше рутинным путем выдвинули кандидатом на новый срок президентства Рузвельта. Гарри Берд получил 89 голосов, практически все от южан, а Фарли – 1. Президент запросил и получил сжатую интернационалистскую платформу смягченного «нового курса». Свою речь с выражением согласия на выдвижение перед делегатами съезда, разместившимися на стадионе Чикаго, он произнес по радио из Сан-Диего:

«Я уже говорил вам, почему принимаю выдвижение своей кандидатуры, несмотря на желание возвратиться к спокойной частной жизни…

Я отнюдь не веду борьбу за пост президента в обычном смысле. Не считаю это уместным в нынешние трагические дни. И кроме того, в период мировой войны не смог бы найти для этого времени. Однако чувствую потребность сообщить американцам факты, которые вызывают их тревогу, и особенно уберечься от того, чтобы быть неправильно понятым…

Что нам следует сделать в 1944 году? Во-первых, победить в войне – победить быстро и убедительно. Во-вторых, создать международные организации по всему миру и так организовать в мире вооруженные силы, чтобы сделать войну невозможной в обозримом будущем. И в-третьих, создать для возвратившихся с войны ветеранов и для всех американцев благоприятные экономические условия, которые обеспечат занятость и достойный уровень жизни».

Президент редко заключал свои обращения цитированием знаменитых речей, но в данном случае оказался уместен фрагмент из речи Линкольна по случаю вступления в президентскую должность на второй срок: