Насколько иллюзорными были ожидания, вкладывавшиеся в возвращение золотого стандарта, выяснилось очень быстро. Внезапный, немотивированный экономической ситуацией рост стоимости фунта требовал для выравнивания курса соответствующего повышения покупательной способности внутри страны, которая должна была осуществиться уменьшением денежного оборота, т. е. уменьшением кредитов и дефляцией цен и выплат. Особенно ощутимо проблема повышения цен на экспорт отразилась на британской горной промышленности, которая и без того вела борьбу с германскими репарационными поставками и дешевым польским углем. Условия труда здесь были ужасными, шахты работали на устаревшем оборудовании, были нерентабельны и могли выживать только за счет выплаты чрезвычайно низкой заработной платы. Чтобы сохранить конкурентоспособность, владельцы шахт решились на сокращение зарплаты на 13–48 % и на продление трудового дня. Для шахтеров речь шла теперь лишь о простом выживании, они выразили свое несогласие с этими условиями, и только финансовая поддержка правительства дала возможность на первых порах сдержать конфликт. Черчилль дал согласие на выплату этих денежных пособий, рассчитанных на двенадцать месяцев; в следующем, 1926 году борьба рабочих возобновилась с полной силой после того, как правительство приостановило дальнейшие выплаты и отказалось от участия в работе следственной комиссии от обоих партнеров. В течение одного месяца, с апреля по май 1926 года, эскалация конфликта горных рабочих продолжалась, она превратилась в самую крупную забастовку рабочих в истории Великобритании, активно поддержанную конгрессом тред-юнионов.
Всеобщая забастовка была Черчиллю очень кстати, он снова почувствовал себя в своей стихии. Не принимая во внимание всю полноту человеческого горя и отчаяния, послужившего поводом для этого конфликта, он увидел в нем только революционное посягательство на авторитет государства, на которое нужно было ответить с беспощадной жестокостью, а в случае необходимости — и с применением военных средств. Он воспринимал все это как военную операцию, целью которой было сокрушить «врага нации» и принудить его к безоговорочной капитуляции. Премьер-министр Болдуин, который в этом вопросе охотно уступил Черчиллю первенство, дал разрешение министру финансов на издание правительственной ежедневной газеты «Бритиш газетт», которая в течение всей забастовки стала практически единственной ведущей газетой страны. Последующие же гордые утверждения Черчилля о том, что появившаяся так внезапно газета, печатавшаяся на реквизированной бумаге, в течение восьми дней достигла тиража 2,2 миллиона экземпляров, были несколько преувеличенными. С точки зрения журналистики, эта операция представляла собой «подвиг» только в организационном и техническом отношениях. В качестве главного редактора Черчилль представлял собой полную противоположность тому моральному облику, который он сам утверждал. Этот не обремененный сомнениями подстрекательский листок еще много времени спустя ставился Черчиллю в вину как в лагере лейбористов, так и в профсоюзах, хотя в нем Черчилль оставался верен самому себе и следовал тому принципу, который он раньше применял по отношению к бурам, ирландцам и немцам: «Начинать переговоры только тогда, когда противник повержен». «Когда Уинстон наверху, — писал его друг Бивербрук в эти дни, — в нем появляется нечто, из чего делают тиранов». Как только бастующие капитулировали, Черчилль начал вырабатывать компромиссное соглашение, которое учитывало также интересы горняков. Владельцы шахт, однако, осенью 1926 года вынудили рабочих вернуться на своих собственных, гораздо худших условиях. Имя Черчилля осталось неразрывно связанным с этим поражением британского рабочего движения.
Однако было бы заблуждением полагать, что прерванная руководством профсоюзов, как неудавшаяся, всеобщая забастовка 1926 года привела к полному расхождению мнений и постоянному противоречию между конгрессом тред-юнионов и Уинстоном Черчиллем. Верхушка профсоюзов и промышленные круги настойчиво стремились устранить конфронтацию и прийти к социально-партнерским отношениям, что в конце концов улучшило бы и положение министра финансов. На так называемый «мондизм» — как назвали этот план по имени его инициатора сэра Алфреда Монда — следовало бы обратить внимание еще в одной связи. Здесь мы подходим к той части легенды, где говорится о якобы имевшем место непреодолимом противостоянии Черчилля рабочему движению Британии, что значительно осложнило в тридцатые годы его шансы на возвращение в политику. Действительно, он всегда слыл решительным противником социализма и оценивался таковым в среде политически сознательного рабочего класса. Но более прагматично мыслящие лидеры профсоюзов не всегда разделяли эту точку зрения, и это обстоятельство сыграло впоследствии немаловажную роль.